Когда повозка перевалила за гребень, исчадия повернули коней и скрылись. Более часа переселенцы ждали нападения, но его не последовало. В конце концов Мадден и Гриффин оседлали лошадей и въехали на холм. Исчадий нигде не было видно.
– Что происходит, Кон?
– Не знаю. Во всяком случае, они не испугались, можешь не сомневаться.
– Тогда почему?
– Наверное, из-за Донны. Она им очень нужна, но, думается, живая.
– А причина?
– Не знаю. Я могу и ошибаться, но другого объяснения нет. Я уверен, что, выдай мы ее, они перебили бы нас всех. Но они боятся, как бы чего-нибудь не случилось с Донной.
– Так что нам делать?
– У нас ведь нет выбора, Джейкоб. Будем ждать.
Донна наблюдала за этим из словно бы безопасного убежища в небесах духа. Ее тело лежало в коме, но дух вольно парил между сгущающимися тучами и зеленой долиной. Она увидела, как переселенцы постановили сражаться за нее, и одновременно обрадовалась и погрустнела, так как тоже разглядела предательство в сердце Зедеки.
Так или эдак, поселок был обречен.
Не в силах признать жестокую правду, Донна унеслась туда, где вокруг нее забушевали цветные вихри, а звезды стали величиной с фонари. Там не было времени, не было ощущения убегающих секунд, часов, дней. Наконец она замерла, воспаряя над синим морем, где чайки кружили над коралловыми островами и ныряли в бирюзовую воду. Тут царили мир и красота.
На нее снизошел покой, ее объяла безмятежность, словно заря развеяла ночь кошмаров.
Рядом с ней появилась женщина, и Донна почувствовала, что от нее веет тихим спокойствием. Она была пожилой, с седыми волосами.
– Я Руфь, – сказала она.
– Они убьют моего сына, – сказала Донна. – Моего мальчика!
У нее не было слез, но Руфь восприняла ее муку.
– Я скорблю, Донна, для этого нет слов.
– Почему они так поступают?
– Они лелеют мечту, которая влекла людей с начала времен. Завоевания, победы, беспощадная сила, власть – это самое страшное орудие зла.
– Я вернусь домой, – сказала Донна. – Я хочу быть с моим сыном.
– Ты нужна им для принесения в жертву, – сказала Руфь. – Им нужно извлечь силу из твоей смерти. Ты нужна им, чтобы накормить их зло.
– Они меня не получат.
– Ты уверена?
– Моя сила созрела, Руфь. Аваддон не может овладеть мной. Я унесу мою силу и мою душу далеко от него, а моему телу дам умереть, как пустой оболочке.
– Это потребует огромного мужества.
– Нет, – ответила Донна. – Ведь тогда я буду с моим сыном и моим мужем.
Донна начала долгий путь домой. На этот раз она не была охвачена паникой, и цветные вихри разложились на события – на калейдоскопическую историю мира, тронутого безумием. Цезари, князья, ханы и цари, императоры, короли, герцоги и таны – все одержимые единственной целью. Она видела колесницы и копья, луки и пушки, танки и самолеты и вспышки над городами, подобные колоссальным факелам. Все это было бессмысленно и невыразимо ничтожно.
Когда она спустилась в долину, было уже темно. Мадден и Берк несли дозор, с мрачным мужеством ожидая нападения, в неминуемости которого не сомневались. Она проплыла над постелью Эрика. Лицо его было безмятежным, сон целительным.
Рядом с ней возник Каритас.
– Как ты, Донна? – Голос его был странно холоден, и она вздрогнула.
– Я не могу вынести мысли, что увижу, как они умирают.
– Им вовсе не надо умирать, – сказал он. – Мы можем их спасти.
– Как?
– Доверься мне. Тебе следует вернуться в свое тело, и тогда мы покинем долину. Если тебя тут не будет, жителям селения ничто не будет угрожать, а я укрою тебя в безопасном месте.
– Мой сын останется жив? Это правда?
– Пойдем со мной, Донна.
Она колебалась.
– Я должна сказать Кону.
– Нет. Ни с кем не говори. Когда все минует, ты сможешь вернуться. Доверься мне.
Донна полетела к своему телу и увидела, что Кон Гриффин спит в кресле рядом с кроватью. У него был такой измученный вид! Она устроилась внутри себя и сосредоточилась на том, чтобы подняться с постели, но вновь оказалась влагой внутри губки.
– Вообрази свое тело тонким листом меди, – посоветовал Каритас. – Поверь, что оно из металла.
Ей стало легче, она приподнялась, но вновь упала.
– Сосредоточься, Донна, – настаивал Каритас. – Их жизни зависят от тебя.
Она встала и молча оделась.
– В темное платье, – сказал Каритас. – Нельзя, чтобы нас заметили дозорные.
Теперь он больше не был ей виден, но его голос звучал в ее мозгу холодным шепотом.
Она выскользнула из двери в ночные тени. Мадден и Берк оглядывали окружающие холмы, и она незаметно скрылась в темноте. Переходя от кустов к валунам, пробираясь по укрытым деревьями лощинам, она медленно поднималась по склону и остановилась на вершине холма.
– Вон там, – сказал Каритас, – у того кольца камней ты найдешь то, что тебе поможет. Иди же!
Она пошла к камням. Там в лунных лучах поблескивали пять серебряных браслетов.
– Два надень на лодыжки, два – на запястья, а пятый – на лоб. Поторопись!
Она застегнула браслеты на руках, ногах и лбу.
– А теперь попробуй покинуть свое тело.
Она расслабилась и попыталась взлететь. Но ничего не произошло. Ни головокружительного полета, ни малейшего движения.
– А что теперь, Каритас?