Волк среди волков

В одном Марофке безусловно прав: он, Пагель, ничего в арестантах не смыслит, зато Марофке смыслит в них очень много. Когда Пагель заговаривал с ними, они были очень приветливы, отпускали шуточки, чистосердечно рассказывали о своих страданиях в «кутузке» и на воле. На него они производили впечатление людей простодушных и даже слишком приветливых. Но впечатление это несомненно обманчивое, стоит только подумать и сразу становится ясным: невозможно, чтобы это были простодушные, приветливые люди.

Не напрасно Марофке много раз твердил ему:

— Не поддавайтесь на удочку, Пагель! Не забудьте, что каждый из них угодил в каторжную тюрьму за какую-нибудь подлость. А подлец подлецом и останется. В тюрьму человек может попасть за преступление из нужды, из ревности — но кто попал в каторжную тюрьму, тот обязательно учинил самую что ни на есть мерзость!

А разыгрывают они из себя людей простодушных. Старший надзиратель прав: их простодушию нельзя доверять. Этим-то и отличался Марофке от других надзирателей: он не давал себя усыпить, он всегда был начеку. Он ни на минуту не забывал, что в казарме для жнецов, недостаточно надежной, сидят пятьдесят крупных преступников, и что эти пятьдесят преступников, очутившись на воле, грозят неисчислимыми бедствиями прочим людям.

— Да ведь через месяц, через три, через полгода они выйдут на волю! возражал Пагель.

— Конечно, но выйдут с полицейской отметкой, в гражданском платье, с кой-какими деньгами на первое время. А если они сбегут, то тут же, чтобы переодеться, совершат первое преступление: воровство, взлом, убийство… Их нигде не пропишут, им придется прятаться у преступников или проституток, а те ничего даром не делают. Значит, они должны раздобыть денег, опять: воровство, обман, мошенничество, кража со взломом, убийство… Понимаете теперь, какая разница: выпущенный на свободу или убежавший?

— Начинаю понимать! — сказал Пагель.

Марофке прав, а те не правы, не правы и тогда, когда утверждают, будто Марофке отлынивает от службы, потому что торчит дома. (Ведь и ротмистр сразу сказал, что Марофке отлынивает.) Но Пагель отлично понимал, что за тупоумное бессмысленное занятие стоять позади работающий партии. Черт возьми! Марофке не тупоумен, он целыми днями ломает голову, раза два он уже вздыхал:

— Ах, молодой человек, только бы мне благополучно доставить домой моих пятьдесят гусар! Поначалу радуешься на свою команду, на вольный воздух, на даровые харчи, ведь дома все одним ртом меньше, а теперь я только и знаю, что считать: еще шесть недель, еще пять недель и шесть дней и так далее, и так далее, а чего доброго, мы с вашей картошкой и до первого ноября не управимся.

— А там еще свекла, — коварно прибавил Пагель.

Но коварство оказалось некстати. Марофке не трус, это доказывают его сегодняшние планы, для которых нужна немалая доля решимости и отваги. Может быть и правда, Марофке это лишь померещилось, от двадцатипятилетней службы в тюрьме можно свихнуться. Но Пагель не был в этом уверен. Он находил, что старший надзиратель Марофке наблюдает зорко, мыслит ясно. Пагель решил сегодня в поле глядеть в оба и выяснить, правильны или нет наблюдения Марофке.

События ближайших пяти минут показали Пагелю, чего стоили его наблюдения и какая польза может быть от посторонних, когда дело касается арестантов.

Он прислонил велосипед к придорожному дереву около поля, кстати сказать, надзирателем Марофке это было строго-настрого запрещено. Ведь оставленный без присмотра велосипед мог способствовать побегу — но на этот раз легкомыслие молодого человека не имело последствий. Он пошел бороздой через картофельное поле к работавшей команде. Растянувшиеся длинной цепью арестанты, стоя на коленях один около другого, выкапывали и собирали картофель. Четверо заключенных ходили вдоль цепи, пересыпали полные корзины в мешки и возвращали их порожними копавшим. Четверо надзирателей стояли позади цепи в безучастной позе людей, изо дня в день, десять часов подряд ожидающих события, которое так и не наступает. Двое держали ружья под мышкой, двое за спиной на ремне — это тоже запрещалось старшим надзирателем, потому-то Пагель и обратил внимание. Арестанты как раз собирали картошку по склону холма, спускаясь в лощинку, окаймленную старым сосновым заказником. Лощинка заросла сорняком, к тому же ботва была еще почти свежая, так как сюда собиралась вся влага, копать здесь было трудно.

Арестанты сейчас же стали жаловаться Пагелю:

— Разве это работа, господин управляющий? — Совсем не подвигается! Картофель здесь не поспел. — Это вы на табаке нам экономию наводите!

Пагель ввел в виде поощрения прибавку табака за определенное количество центнеров.

— Поглядим, что тут сделать можно, — подбодрил их Пагель и направился к ближайшему надзирателю. Он поздоровался и первым же делом задал вопрос, который сегодня не сходил у него с языка:

— Все спокойно?

— Ну конечно, — со скучающим видом ответил молодой надзиратель. — Чему неспокойным-то быть?

— Я так просто сказал… Здесь тяжело работать?