Волк в капкане

— Да со мной все в порядке, — Отто смотрел на плакат на стене — там была изображена схема центральной нервной системы человека, но ему было без разницы, что там было — в глазах все плыло и двоилось. Отто надеялся, что к этому времени все эти проявления вроде тумана перед глазами и шума в ушах исчезнут, но этого не произошло. Хорошо, что уже значительно ослабели — он вошел в кабинет врача сам. Не по своей воле, но сам. Врач, который дежурил на тренировке, сразу же отправил его в местную клинику к хирургу, чтобы тот разбирался, что делать дальше. Отто понимал, что ему уже не светит просто так свалить в отель, а послезавтра выйти на старт, если, конечно, он вообще сможет это сделать исходя из своего состояния. Теперь ему потребуется показывать допуск, иначе его не выпустит на трассу медкомиссия. А это означало — весь круг хождений по врачам ему обеспечен. Дежурный врач, потом хирург, потом невропатолог (у которого он сейчас и был), потом, если не будет принято решение положить его в стационар, его отправят к врачу своей сборной, и тот уже будет принимать окончательное решение и оформлять допуск. Сейчас нужно было как минимум отмазаться от стационара (он в любом случае собирался отказываться, но нужно было учитывать всякие прочие факторы — к примеру, самого Брума, на которого такие проявления легкомыслия и упрямства действуют как красная тряпка на быка). Как максимум — постараться убедить невропатолога, что до сотрясения дело не дошло — так, чуть стукнулся, и все. Доктор снял с его руки манометр — давление было, как у космонавта, 120:80. Подумал, посмотрел сквозь очки на бледного от боли парня, постучал карандашом по столу. Отто вдруг стало очень страшно от того, что он не может вспомнить, как эта фиговина вообще называется. Линейка? Ручка? Черт его знает…

Доктор, у которого к халату был прицеплен бэйдж «Дитер Аккерманн» пристально посмотрел Отто в глаза. Ромингер ответил таким же внимательным взглядом. Врач и спортсмен тут же поняли друг друга — Отто уяснил, что этого доктора обмануть будет непросто, но можно попробовать договориться по-хорошему. Врач увидел, что юнец категорически не согласен терять шансы за медаль из-за такого пустяка, как черепно-мозговая травма. Ладно, это мы еще посмотрим. С виду похоже, что досталось ему капитально.

— Как ваше имя? — начал доктор. Он знал имя спортсмена, и спрашивал исключительно для того, чтобы понять, насколько сильны посттравматические изменения сознания и есть ли признаки амнезии.

— Отто Ромингер.

— Где и когда вы родились?

— 30 марта 1966 года в Берне, Швейцария.

— Ваш возраст? С точностью до месяцев, пожалуйста.

Простой вопрос неожиданно поверг Отто в состояние ступора. Он никак не мог подсчитать. Прошла почти минута, прежде чем он смог сказать:

— Двадцать один год и… и… восемь… нет, семь… нет, правильно, восемь месяцев.

— Какое сегодня число?

— Восемнадцатое ноября. — Это Отто сказал уверенно — на стене висел календарь с пластиковым квадратиком для даты.

— Год?

— Восемьдесят… седьмой. — чуть менее уверенно, потому что года на календаре не было.

— В каком городе вы находитесь?

Пауза.

— Гармиш-Партенкирхен. Германия.

— Квадратный корень из 144?

— Четырнадцать.

Причем тут корень? Отто наизусть знал все квадраты до двадцати и несколько — до сотни, но сейчас ошибся и сам не заметил.

— Что сегодня было? Соревнования?

— Да. Нет… Тренировка. Контрольная тренировка.

— Ваш стартовый номер?

— Двадцать три. Доктор, я в порядке, у меня просто немного болит голова, мне трудно сосредоточиться.

— Скажите «девочка, собака, зеленый»

— Девочка, собака, зеленый.

— Назовите трехзначное число.

— Пятьсот тридцать девять.

— Его же в обратном порядке.

— Пятьсот… нет… я не помню.

(«Ха, надо было сказать пятьсот пятьдесят пять!»)

— При падении теряли сознание?

— Нет.

— Тошнота, рвота?

— Нет.

— Головокружение?

— Нет.

— Слабость ощущаете?

— Нет.

Доктор Аккерманн устало снял очки:

— Молодой человек, я работаю невропатологом уже тридцать четыре года. Из них двенадцать обслуживаю спортивные федерации, в том числе FIS. Вы можете отрицать все симптомы, но, во-первых, я вам не верю, а во-вторых, есть объективные признаки травмы, которые у вас налицо, и в-третьих, я не ветеринар, чтобы ставить диагноз, не задавая вопросов. Не надо мне врать. Не люблю, когда меня держат за деревенского мясника-недоучку.

Отто совершенно забыл, что хотел договариваться по-хорошему, теперь вспомнил:

— Извините, доктор. Жаль, если у вас сложилось такое впечатление. Слабость есть, головокружение тоже, остального нет. Я, может быть, немного выдаю желаемое за действительное. Мне просто непременно нужно участвовать в соревнованиях послезавтра.

— У вас точно есть сотрясение мозга, причем, как минимум, средней степени тяжести. Я склоняюсь к тому, что вы нуждаетесь в стационарном обследовании.

Карие с зеленоватыми вкраплениями глаза спортсмена чуть прояснились от страха:

— Очень прошу вас, если можно, давайте без стационара. Я… должен вернуться в свой отель. Это очень важно. Правда.

— Назовите три слова, которые я просил вас сказать две минуты назад.