Это была красивая вереница оттенков и земли. Достопримечательности, которые умоляли притормозить, посмотреть, смаковать. С другим лицом, в другой жизни, в другое время Яэль бы так и сделала. Но она продолжала смотреть прямо, покончив с достопримечательностями, на дорогу впереди. Этот асфальт был самым гладким из всех, с какими она сталкивалась за всю гонку. А когда она выжала из «Рикуо» Феликса максимальную скорость – а он потребовал некоторых уговоров (брат Адель был прав; ускорение было ослаблено, это больше не был тот мощный гул, который позволил ей пулей вылететь из Ханоя) – поездка прошла как сон.
Она все еще не могла сказать, был ли он кошмаром, или нет.
Ее время было хорошим. Она достигла Хиросимы на отметке чуть больше трех с половиной часов, Осаки на отметке «шесть с половиной». Вытягивая двигатель «Рикуо» до максимальной скорости.
Она только что достигла окраины Токио, когда увидела первую заднюю фару. Последнюю в длинной веренице нетерпеливых «Рикуо», уставших гонщиков. Яэль и не подумала снизить темп, когда объезжала первых двух отстающих. Она пронеслась мимо их мотоциклов на всей дополнительной скорости, которую могли предложить скорректированные Феликсом звездочки. Слишком быстро для многочисленных городских поворотов. Яэль ехала по ним неустанно. Она догнала еще одну фару и обошла ее, выстреливая как из рогатки в самое сердце столицы.
Колеса ее «Рикуо» скулили, провозя Яэль мимо следующего гонщика. И следующего. Улицы были очищены от движения любого транспорта, предназначены только для гонщиков. Вдоль дороги были развешены флаги Оси, развеваясь над зрителями и над камерами. Толпа ревела, как стены воды по обе стороны от нее: море красных флагов и белых. Теперь оставалось всего несколько километров – до императорского дворца. Линии финиша. Она могла распробовать ее в освещенном неоном воздухе, почувствовать в гуле двигателя, услышать в диких криках толпы.
Еще три задние фары; середина линии гонщиков. Яэль плотной иглой прошила их насквозь.
Мечта или кошмар? Что бы это ни было, она летела. Тормоза свистели на всю глубину. Подпитываемые криками и
Конец. Почти тут.
Победа. Почти ее.
За один удар сердца Яэль оказалась на стороне Такео. Мимо него. В скрежете двигателей она слышала, как юноша кричал, но не оглянулась. Ее внимание сосредоточилось на гонщике впереди. Она упорно смотрела на коричневую куртку, пока летел ее «Рикуо»: ближе, ближе, рядом с ней.
Медленно, сантиметр за сантиметром, она обошла его. Финишная черта была ближе, и у нее было пять секунд, чтобы имя Адель Вольф… Пять драгоценных, чудесных, наполненных
Путь к мосту Главных ворот не был прямым, как выстрел, но с парой поворотов на девяносто градусов – вокруг площадей и массы зрителей – слишком резких, чтобы пройти их на самой высокой передаче. Яэль почти занесло на первом: она нажала на тормоз, этого хватило, только чтобы остаться в вертикальном положении. «Рикуо» зарычал под ней – его галоп скаковой лошади сбился. Яэль прокляла тормоза, нажимая на них рукой без перчатки, вспомнив предупреждение Феликса: «
Мотоцикл отчаянно пыхтел по направлению ко второму, финальному повороту. Мост и победа. Двигатель медленно тащился со скоростью тяжеловоза, цокая вперед сонными толчками.
И этого было недостаточно.
Лука, чей двигатель полностью оправился от того же поворота, прорвался мимо нее – размытое пятно коричневой кожи – пересекая финишную прямую под сотрясающий землю рев толпы. Яэль пыталась не позволить виду, звуку потрясти ее, пока понукала двигатель.
Секунды потянулись как часы, как целая жизнь. Каждая, как собственная маленькая смерть.
1, 2, 3, 4, 5.
Она не достигла черты.
6, 7, 8. (Еще одна смерть и еще, и еще.)
Яэль закатилась за ворота императорского дворца и остановила свой мотоцикл. Двигатель дернулся, зашипел, умер, когда она отпустила сцепление, но крики не прекращались. Они ревели и разлетались и съедали ночь, как статические помехи телевидения.