Волк за волком (ЛП)

Пальцы Яэль, которыми она держала вилку, побелели.

- Это была девчонка, - глаза сержанта осмотрели комнату, остановившись на Яэль. - Примерно ее возраста.

Мужчины повернулись к Яэль. Они превратились в один из органов чувств - глаза. Прямо как смотрители лагеря, когда доктор Гайер выставил ее на показ. Хвастался работой своих игл.

Яэль не была уверена, что сломается первым: вилка или пальцы, сжимающие ее. Она прекрасно понимала, что на ней была та же одежда, что и тогда в аллее. Ее П38 все еще находился в кармане, тяжелый от неиспользованных пуль.

Они знают. Эта мысль крутилась у нее в голове и разрывала пополам. Они знают. Они знают. Они знают.

- Только это была не она, - заговорил первым рядовой. - У девушки, напавшей на нас, были темные волосы и карие глаза.

- Сейчас ночь, - заговорил глава КПП. - Партизаны снуют по улицам, как крысы. У нас вам нечего делать.

- Зюндапп КС 601 не часто встретишь в наших местах, - глаза сержанта уставились на Яэль. - Где вы были час назад, победительница Вулф?

- Я пересекала Тибр, - она попыталась говорить как можно непринужденнее. - В нескольких минутах отсюда.

Сержант подошел ближе:

- У вас есть доказательства?

Лука выплюнул сигарету и встал со стула, закрыв спиной Яэль.

- Может, у вас тут и не много Зюндаппов, но я что-то не вижу кареглазых брюнеток. Будь я на вашем месте, помалкивал бы о том, что меня избила девчонка. Явно не лучший пункт для вашего резюме.

Лицо сержанта покраснело.

- Ваше мнение учтено, победитель Лоу.

- Знаю, его всегда учитывают, - Лука скрестил на груди руки. - А теперь, может, позволите девушке, которая только что проехала тысячу триста километров, спокойно завершить ужин?

С каждой секундой краснота распространялась дальше и дальше по телу сержанта, в то время как тот кинул взгляд на полупустую миску с пастой. Спустя несколько секунд внутренней борьбы он развернулся и пошел прочь. Глава КПП и рядовой последовали за ним, последний еще раз оглянулся, прежде чем выйти в прохладную римскую ночь.

Они ушли.

Пальцы Яэль отпустили вилку. Она уставилась на Луку. Он стоял лицом к двери со все еще скрещенными на груди руками. Лохматая прядь его светлых волос, слишком длинных по уставу Гитлерюгенда, упала на глаза, скрывая выражение его лица. Этот парень, он был кем-то... большим.

Но кем?

Когда Лука наконец-то повернулся, его лицо перекосилось от ухмылки. Он должен запатентовать ее, подумала Яэль, и сделать из нее маску.

- Доедай и иди спать, Фрейлин. Следующий этап - та еще сука.

Яэль смотрела уходящему парню вслед, следя за тем, как тот легким ударом сбросил в мусорное ведро свою незажженную сигарету. Где-то в горле она почувствовала мелкие частые удары сердца, похожие на оружейную дробь.

ГЛАВА 11(СЕЙЧАС И ТОГДА)

11 МАРТА, 1956

КПП, РИМ

Яэль была жутко уставшей, но долго не могла уснуть. Ее тело ныло от боли (не важно, какую позицию она принимала: она все равно чувствовала уколы по изможденным мышцам), а внутренности капризно бурчали от только что принятой пищи. Звук открывающихся для новоприбывших участников ворот, доносившийся с улицы, не помогал заснуть. А еще мешало расположение койки: прямо напротив Луки. Он спал, повернувшись к ней спиной, но само его присутствие заставляло Яэль лежать, как на иголках.

Она сосредоточила взгляд на голой спине победителя. Серебряная цепь, свисающая с шеи, блестела, переплетая позвонки. Железный Крест висел на столбике кровати. Он выглядел странно без своего обладателя. Или, может, обладатель выглядел странно без него?

Разве это важно?

Яэль перевернулась на другую сторону. Все было таким тяжелым: ее мышцы, надежда, линия, перечеркивающая имя Шиина Хираку. Эти вещи впивались в ее грудь тысячами острых игл, в то время как она уставилась на трещины в стенах спальни.

Вместо овец она считала волков.

1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3…

ТОГДА

ТРЕТИЙ ВОЛК: МИРИАМ

ВЕСНА 1945

С приходом весны наступило потепление. А с потеплением пришло зловоние. Кое-где росли цветы, но даже широкие поля цветущих растений не смогли бы перебить запах смерти.

К тому же тут ничего не росло.

В прошлой жизни, которую Яэль было тяжело удержать в памяти, смерть являлась шокирующей вестью. Наступало время слез, ритуалов и воспоминаний. Но когда умерла мать Яэль, никаких семи дней шива никто не устроил. Не было памятника и могилы, которые можно было бы посещать. Не было глубокого низкого мужского голоса, читающего молитву над усопшей.

Случилось только одно: мать Яэль была с ней, а потом исчезла.

Мириам пыталась почтить память Рэйчел, выдернув из матраса несколько соломинок, перевязав их вместе и повесив свое изобретение на стену. ("Представь, что это горящая свеча, - сказала она, поглядывая на соломинки. - Мы не можем забывать тех, кто умер. Ты должна всегда помнить о погибших, Яэль.")