Волхв

— На лошадях до твоего приметного места доедем?

Смагин раздумывал недолго. Половину дороги до первой переправы можно доехать верхом. Чего ноги бить? А там и пройдемся.

— До половины доедем. А потом пешком придется.

— До какой версты?

— Верст пять-шесть. Точнее не определюсь.

— И того довольно, — он повысил голос. — Пафнутий, смотри за ним внимательно, а то еще дернет.

Из-за спины Смагина раздался густой басистый голос:

— У меня не сбегёт. Враз по башке обухом схлопочет.

Позади хохотнули.

— Нашел, Микола, кому доверить. Конь шагнет в сторону, а энтот подумает, что сбежать наметился, и копец нашему свидетелю. У него не заржавеет.

— Ты за себя думай, — пробурчал Пафнутий.

— Разговорчики, — прикрикнул десятник, — А тебя, Фрол, не спрашивают. Правильно он говорит, за собой смотри.

— Да я смотрю, смотрю. Шуток не понимаете, что ли?

Кони перебирали длинными породистыми ногами быстрым шагом. Дорога большей частью подсохла, лишь кое-где на полевке лежали линзы луж, оставшиеся после дождя. Приближался лес. Первые редкие еще деревья уже раскачивали высокими вершинами по обочинам. «Версты через четыре, перед самой рекой спешимся, — рассуждал Смагин, — и что дальше? Что же дальше? Ну, войдем мы в лес, пойдем по, — там, кажись, гнилой лиственник начинается, — этому бурелому. И что потом?» Мысли крутились колесом, вокруг одного вопроса, словно вокруг оси, но ответа, как ни старался Смагин, не находил. Дружинники позади принялись рассуждать о каком-то походе, в который собираются сегодня их товарищи, и Клёнка прислушался.

— Говорят, — рассуждал тот, имени которого Смагин еще не знал, — на каких-то татей сам Тагр поведет. Ох, и злой он. Будто они гораков и варягов два десятка положили где-то в горах. А несколько израненных вместе с чернецом вчера вечером вернулись, еле живые.

— Да эти наемники в бою ничего не умеют и не дюже сильные. Их любые тати побьют, даже если они бабы, — Фрол хохотнул над собственными словами.

Его никто не поддержал.

— Не скажи, — не согласился третий дружинник. — Есть среди них несколько хороших бойцов, тот же Рядок. Видел, как он с нашим сотником Таргом на деревянных мечах рубился?

— Хороший боец, — полуобернулся десятник. — Ну, он, может, лучший. Остальных в деле не видел, не знаю.

— А я что говорю, — Фрол оживился. — Кто их в бою-то видел? За столом-то они крепко умеют, а вот как в деле? Правильно, Никола? Видел же…

— В общем, не знаю, как там они на самом деле бились, — перебил его третий дружинник, — но говорят, что досталось им крепко, и вроде даже в плен кто-то попал из них.

— Правда что ли? — снова обернулся десятник.

— То я не знаю. За что купил, за то и продаю.

Клёнка мог бы внести ясность по поводу количества вернувшихся варягов, но, поразмышляв, понял, что ему не хочется ни о чем говорить с этими людьми. Они, может, скоро убьют его без всяких угрызений совести, поскольку приказ такой наверняка получили, а он будет с ними беседовать. Не дождутся. Зато для себя он точно определил, откуда возвращались наемники. Наверняка с того побоища, о котором говорят дружинники и шли. То-то они такие смурные были.

Проехали поворот на слободу. Смагин вспомнил Вавилу и мысленно позавидовал ему — живет себе и в ус не дует. А тут, считай, в плену. Едешь, а куда, может, на погибель? Он пригорюнился и едва не пропустил то место, где повстречал на свою беду возвращающихся бойцов с чернецом. Тогда он всего саженей триста не дошел до спасительной реки. Почти тут же в густом лесном воздухе запахло приближающейся большой водой. Послышались крики пугливых куликов, Гаги переругивались сквозь шум водяных бурунов ниже по течению.

— Ну, что? — десятник придержал коня. — Где твое место?

— Приехали почти. Сейчас у реки коней оставим. Я от нее замечал.

— Смотри мне. Если надуешь, у меня приказ с тобой не цацкаться. Голову сразу долой.

— Да что ты, я себе враг что ли? — Смагин насколько смог истово перекрестился.

Десятник подозрительно покосился на него, но ничего не сказал.

Деревья расступились перед самой водой. Солнце висело высоко, почти над затылками и бегущая вода рябила и блестела в лучах полуденного Хорса. У берега покачивался привязанный паром. В стороне, в кустах выглядывал остов старой лодчонки. На пригорке в стороне под прокопченным котелком горел веселый костерок. Перед ним склонился с ложкой в руке разбойного вида перевозчик. Он был лохмат, с волосатыми сильными руками, густыми бровями и острым взглядом из-под них. Услышав подъезжающих лошадей, он повернул голову, не переставая помешивать в котелке.

— Здоров будешь, — десятник легко спрыгнул с коня. — Перевозчик?

Тот вытащил ложку из варева, тщательно облизал и только потом ответил:

— Ну, перевозчик. На тот берег, что ли?

— Нет, у нас тут дела.

Перевозчик потерял интерес к пришлым и снова занялся кашей.