Волхв

— Ладно, схожу сам. У меня штук пять ножей бесхозяйственных лежат — прикинусь, будто заказчик из Коломен их забрать позабыл. А я волнуюсь, да и рассчитаться за работу пора бы. Вот и повод отнести. У меня и еще дело есть туда. Все ждал, что один человек сыромять принесет соседу моему, а он что-то задерживается, кузнец поднял глаза. — Книги у меня лежат. Случайно попали. Ныне опасно письмена предков хранить. Не дай Бог заподозрят в чем-то и найдут. Я и так-то не на хорошем счету у попа нашего. Косится уже. Спрашивает, что в церковь не хожу.

— А ты что?

— Говорю, что некогда, металл остывает. Или наоборот, греется. Не отойти. Ну, да это все до поры, до времени, — он хлопнул ладонями по коленям, — и ладно. Надо, в общем, эти книги в надежное место переправить. К волхву Белогосту в хранилище. Давненько я его не видал. Уж не знаю, жив ли?

— Боевой старик. Умный. Такой еще нас переживет.

— Я бы не против. Кому-то знания наших предков надо хранить.

— Это несомненно, — Никита допил кисель и глухо стукнул глиняным донышком по столу. — А книги, случайно, не Смагин принес?

Вавило тревожно приподнял бровь:

— А ты откуда знаешь?

Дружинник усмехнулся:

— Видел его, когда он их в слободу нес. Мог бы по-глупому попасться, да на его счастье Микола мне поручил его корзинку проверить.

— Повезло парню.

— Ага, а притворяться совсем не умеет. Уши от страха так раскраснелись, я думал, вот-вот вспыхнут. Но пронесло.

— Что не вспыхнули, или, что не поймали.

— И то и другое, — Дубинин улыбнулся и собрался вставать.

В горницу вернулась Светозара с тяжелым горшком в руках и с усилием опустила его на лавку. Ее слегка выпирающий живот говорил о скором прибавлении в семействе друга. Дубинин мысленно порадовался за него, вслух, однако, решил ничего не говорить, чтобы не сглазить еще не рожденное дитя.

— Не помешала? — она вытерла обратной стороной ладони капельку пота на виске.

— Вестимо, не помешала, хозяюшка. Это я вот, припёрся, Вавилу от работы отвлекаю, — он встал и подтянул рубаху под поясом. — Да и тебе в доме наследил.

— Ну, ты скажешь тоже, — она смущенно глянула из-под бровей. — Мы тебе завсегда рады.

— Точно, болтаешь, не весть что, — Вавила тоже поднялся. — И так редко бываешь. Оставайся ночевать. На ночь глядя не отпустим.

Никита поклонился хозяевам:

— Я бы с пребольшим удовольствием, но увольнительная у меня только до завтрашнего утра. Придется на вечер и отправиться. К тому же если сейчас выйду, то у полуночи буду в городе. А ночи ныне светлые, не заблужусь, — дружинник потянул входную дверь на себя.

— Ну, как знаешь, Никита. Надо, так надо, — Вавила вышел проводить друга.

На улице мальчишки лет по десять-двенадцать стреляли из детского лука в ствол разросшейся на окраине слободы сосны. Среди ребят Никита узнал и сына Вавилы, Рослю. Он, помладше большинства ребятишек, ковырял пальцем старую балку на прясле, спокойно ожидая своей очереди. Увидев взрослых, ребята вежливо поздоровались.

— И что это вы делаете? — Вавила остановился у прясла.

Паренек светлый, как ясный летний денек, чуть выше других легко ответил:

— Тренируемся, дядя Вавила.

Кузнец приблизился к ним вплотную:

— Что тренируетесь, то хорошо, только вот зачем дерево живое мучаете?

Паренек растерялся и повел глазами в поисках поддержки по товарищам. Но и они повесили белесые длинные волосы, спрятав в них покрасневшие лица. Росля открыл рот в изумлении, да так и стоял. Паренек наконец выдавил почти с испугом:

— Так, нежели ему больно?

— Неужто, ты не знаешь? Плохо же тебя дед учил.

— А у меня нет деда. Погиб в прошлом годе, — парнишка сердито отвернулся.

Вавила переглянулся с Никитой. Оба помнили тот прошлогодний случай, когда варнаки напали на двух купцов, что переезжали в соседний град на торжок. Оба тогда остались в живых, хоть и добра лишись. А вот извозчик их, нанявшийся вместе с кобылой и телегой на переезд, погиб. Разбойники хотели увести и лошадь, а он встал грудью на защиту кормилицы.

— Так ты Прохоров?

Тот подозрительно сипнул носом и только кивнул головой.

— Ну, ребята, для дерева это все равно. Кто не слышал, так послушайте, а кто знает, и второй раз закрепить не облезете, — Вавила пригладил двумя руками расползшийся под головотяжцем волос. — Всякие деревья и травы, и даже камни — живые. И души у них есть, как у нас, только другие уровни что ли. Более низкие. Так вот, им тоже больно бывает. Деревья ведь даже плачут, когда их рубят, никогда не слышали?

Ребята, окружившие кузнеца, дружно покачали головами. Никита положил руку на плечо друга:

— Ты надолго?

— Да нет, подожди, я быстро, сам понимаешь, если сейчас им в головы эти прописные истины не вбить, потом поздно будет, — он снова обернулся к ребятам. — А потому меня дед, когда я таким же, как вы сейчас сорванцом бегал, учил, чтобы попусту, без особой нужды, ни дерево, ни камень не обижал. А вам разве взрослые такого не говорили?

Старший паренек мотнул согласно белесой головой и поднял серьезные глаза:

— Говорил, дед. Да только я запамятовал.

Пару ребят тоже вспомнили о том, что слышали про живые деревья, но как-то упустили из памяти.