Волхв

– Всякий раз, как у нас должно было дойти до рук, я видела, что с ним, ну, скажем так, не все в порядке. Он целовал меня просто потому, что знал: девушек полагается целовать. В нем не чувствовалось настоящего желания. – Разгладила юбку на коленях. – А в Италии сразу выяснилось: у него огромные трудности. До того он не рассказывал, что школьником вступал в гомосексуальные связи. И не только в школе. В Кембридже, до войны, когда сам там учился. – Помолчала. – Я, наверное, кажусь тебе безнадежно наивной.

– Нет. Просто наивной, и все.

– Но, честно, внешних признаков у него не было. Он страстно жаждал выглядеть как все. Ну, может, чересчур страстно.

– Понимаю.

– Я твердила, что мне все равно, а значит, и ему нечего расстраиваться. Надо набраться терпения. И мы… набрались. Днем с ним было по-прежнему чудесно. – Долгая пауза. – Я страшную подлость сделала, Николас. Ушла из нашего пансиона в Сиене и села в английский экспресс. Так, с бухты-барахты. Что-то во мне сломалось. Я точно поняла, что эти трудности не исчезнут. После того как у нас… ничего не выходило, мы обычно гуляли, и я все смотрела на мальчиков-итальянцев и думала… – Прикусила язык, будто до сих пор стыдилась тех своих мыслей. – Вот что я ощутила в часовне. Как все может быть просто.

– И больше вы не виделись?

– Виделись. Это-то и ужасно.

– Расскажи.

– Я уехала в Дорсет, домой. Маме я не могла сказать всю правду. Эндрю тоже вернулся и упорно назначал мне свидания в Лондоне. – Покачала головой, вспоминая. – Он впал в отчаяние, был близок к самоубийству, и наконец… наконец я согласилась. В частности вдаваться у меня духу не хватит. Замужества я бы не вынесла, я и на лондонскую-то работу устроилась, чтоб быть подальше от Кембриджа. Но… в общем, мы еще раз попытались спать вместе и… ух, это не один месяц тянулось. Два человека, вроде бы разумных, тихо поедают друг друга. Если он звонил и говорил, что на выходные не выберется в Лондон, я только вздыхала с облегчением. – Опять замолчала, убедилась, что я не вижу ее глаз, вообще лица, и лишь тогда продолжала: – У него лучше получалось, когда я притворялась мальчиком… мучительные минуты. И ему они были мучительны, правда. – Я кожей ощутил, как она вздохнула. – В конце концов Джун заставила меня сделать то, на что я несколько месяцев не отваживалась. Изредка он мне пишет. Но между нами все кончено. – Молчание. – Финал грустной сказочки.

– Действительно грустной.

– Честное слово, я не принцесса какая-нибудь. Просто…

– Ты не виновата.

– Постепенно все окрашивалось мазохизмом. Чем гаже мне было, тем выше я себя ставила.

– И с тех пор – никого?

– Весной я было начала встречаться с одним типом из «Тавистока». Но он быстро смекнул, что тут ловить нечего. Я расчесывал пальцами ее локоны.

– Почему?

– Потому что я с ним в постель не лягу.

– Из общеполитических соображений?

– В Кембридже у меня был еще приятель. На первом курсе.

– А тот что?

– Дико, но с ним все было наоборот. Ночью гораздо интереснее, чем днем. – И сухо добавила: – К несчастью, он об этом знал. И как-то обнаружилось, что я не единственная скрипочка, на которой он играет.

– Ну и дурак же он после этого.

– Кажется, мужчины к подобным вещам иначе относятся, Не все, но такие, как он. А я сочла себя опозоренной. Как очередная голова на стене у охотника.

Я поцеловал ее волосы:

– Но чутье на дичь у него отменное.

Когда она вновь заговорила, голос звучал застенчиво, почти робко.

– Ты со многими спал?

– Никакая из них с тобой не сравнится. И потом, это было не одновременно.

Поняв, до чего двусмысленный задала вопрос, она спохватилась:

– Я не то хотела… ну, в общем, ясно. – Я бы с радостью переменил тему, но теперь, когда табу было нарушено, Жюли заметно оживилась. – Я ведь не Джун, мне это не безразлично.

– Так я ей безразличен?

– Ты ее не раздражаешь. Уже большое дело.

– Для тебя, судя по тону, действительно большое.

– В воскресенье я ее чуть не прибила. – Ткнула назад согнутым локтем. – И тебя заодно, потому что ты как раз бить ее вовсе не собирался.

– За что? Кабы не она, я не скоро решился бы к тебе прикоснуться.

– С той ночи она меня непрестанно доводит. Вы с ней, дескать, куда больше друг Другу подходите.

Я крепче прижал ее к себе.

– Мне лучше знать, кто мне подходит, а кто нет.

Шрамы к лицу не только мужчинам.

Воцарилось молчание. Кончиком своего пальца Жюли водила вдоль моих, от большого до мизинца.

– Вчера вечером мы с ней тоже сюда ходили.

– Зачем?

– Жарко было. Не спалось. Искупаться. Она все ждала, что из лесу выскочит милый греческий пастушок.

– А ты?

– Вспоминала о своем пастушке, английском.

– Жаль, что не в чем искупаться.

Ее палец безостановочно путешествовал по моим.

– Вчера тоже было не в чем.

– Ты что, серьезно?

Заминка.

– Джун уверена, что я не посмею.

– Так давай хоть раз умоем ее!

– Только окунемся, другое – ни-ни.

– Но сразу, как у тебя закончится…

Помолчала; я ощутил во тьме ее улыбку. Приподнялась, шепнула мне в самое ухо:

– Вам, мужчинам, все вслух надо и вслух.