– Вы его любовница? – Обожгла взглядом; мне показалось, что теперь-то я расстроил ее игру. – Не иначе, если вспомнить вчерашний стриптиз, – сказал я. И добавил: – Я просто хочу понять, что тут в действительности происходит.
Встала и быстро направилась через пляж к тропинке, ведущей на виллу. Я побежал следом, загородил ей дорогу.65
Она остановилась, подняла взгляд, в котором ярко светились обида и укор. Страстно проговорила:
– Зачем вам понимать, что происходит в действительности? Вы когда-нибудь слыхали такое слово: воображение?
– Отличный ответ. Но меня он не убедил.
Сухо поглядев на мою ухмылку, она снова опустила голову.
– Теперь ясно, почему стихи у вас плохие.
Настал мой черед обижаться. В то, первое воскресенье я рассказывал Кончису о своих поэтических неудачах.
– Жаль, что я не однорукий. Вот был бы повод повеселиться!
Последовал взгляд, который, как мне показалось, выдал ее истинное «я»: быстрый, но твердый, а в какой-то миг даже… но она отвела лицо.
– Беру свои слова назад. Простите.
– Покорно благодарен.
– Я не любовница ему.
– И никому, надеюсь?
Повернулась ко мне спиной, в сторону моря.
– Весьма наглое замечание.
– Не наглее вашего требования принять на веру всю эту чепуху.
Зонтик скрывал ее лицо, и я вытянул шею; выражение его опять противоречило словам. Не гримаса негодования, а безуспешно сдерживаемое веселье. Встретившись со мной глазами, она кивнула в направлении причала.
– Сходим туда?
– Если так записано в сценарии, давайте.
Повернулась ко мне, угрожающе подняв палец:
– Но так как общего языка нам все равно не найти, прогуляемся молча.
Я улыбнулся, пожал плечами: перемирие так перемирие. На пристани ветер дул сильнее, и волосы доставили ей немало хлопот, очаровательных хлопот. Их кончики трепетали в лучах солнца, будто сияющие шелковые крыла. Наконец, сунув мне сложенный зонт, она попыталась расчесать спутанные пряди. Настроение ее в очередной раз переменнлось. Она хохотала без передышки, поблескивая чудесными белыми зубами, подпрыгивая и отшатываясь, когда в край причала била волна и обдавала нас брызгами. Разочек сжала мою руку, но потому лишь, что игра с ветром и морем захватила ее целиком… Смазливая, норовистая школьница в пестром полосатом платье.
Я украдкой разглядывал зонтик. Он был как новенький. Видимо, привидение, явившееся из 1915 года, и должно принести с собой новый; но почему-то казалось, что убедительнее – ибо абсурднее – смотрелся бы старый, выцветший.
Тут на вилле зазвенел колокольчик. Та же мелодия, что неделю назад, имитирующая звук моего имени. Лилия выпрямилась, прислушалась. Снова звон, рассеиваемый ветром.
– Ни-ко-лас.– И с пафосом продекламировала: – К тебе он взывает.
Я повернулся к лесистому склону.
– Не пойму, зачем.
– Вам надо идти.
– А как же вы? – Покачала головой. – Почему?
– Потому что меня не звали.
– По-моему, мы должны закрепить наше примирение. Она стояла вплотную, отводя волосы от лица. Суровый взгляд.
– Мистер Эрфе! – Она произнесла это как вчера вечером, холодным, чеканным тоном. – Вы что, намерены подарить мне лобзание?
Прекрасный ход; капризница 1915 года с иронией выговаривает расхожую фразу викторианской эпохи; изящное двойное ретро; получилось диковато и мило. Зажмурилась, подставила щеку и отшатнулась, не успел я коснуться ее губами. Я остался стоять перед склоненным девичьим челом.
– Одна нога здесь, другая там, – пообещал я.
Отдал ей зонтик, сопроводив его взглядом, в который постарался вложить и неразделенную страсть, и призыв к откровенности, а затем устремился на виллу. То и дело оглядываясь, стал взбираться по тропинке. Она дважды помахала мне с причала. Я преодолел крутизну и по мелколесью зашагал к дому. У двери концертной, рядом с колокольчиком, стояла Мария. Но еще через два шага мир перевернулся. По крайней мере, так мне показалось.
На террасе, футах в пятидесяти, лицом ко мне, возникла чья-то фигура. Это была Лилия. Это не могла быть она, но это была она. Те же развеваемые ветром локоны; платье, зонт, осанка, черты лица – все было точно такое же. Она смотрела на море поверх моей головы, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Я испытал страшное потрясение, потерял всякую ориентировку. Но моментально сообразил, что, хотя мне и пытаются внушить, что передо мной именно та девушка, которую я только что оставил на берегу, на деле это неправда. Столь разительное сходство могло объясняться только тем, что я вижу ее сестру-двойняшку. Оказывается, на этой лужайке сразу две Лилии. Опомниться я не успел. Рядом с Лилией на террасе появилась новая фигура.