Волки

«Да, да, видно, и вправду нечего мне тут попусту время терять», – подумал Костя, пряча письмо и улыбаясь наставлениям Марьи Федоровны, несколько опоздавшим, потому что после вчерашнего идиотского пиршества действительно что-то посасывало под ложечкой и во рту все еще чувствовался гнусный сивушный привкус выпитой с князем водки.

– Гамарджоба, кацо! – раздался над самым ухом знакомый голос, и тень грузинского князя заслонила солнце. – Как жизнь, дорогой? Зачем такой печальный? Тете привет передал?

Костя вздрогнул, поднял глаза. Арчил довольно грязным платком вытирал лоб, что-то жуя, видимо, тоже только что перекусив и немного выпив. Его хищное лицо сияло довольством, белые зубы сверкали в черной заросли всклокоченной бороды.

– Голова болит, дорогой? Ва! Пустяки. Полчаса обожди, так сделаем – голова не будет болеть… Скажи пожалуйста, какая жара, совсем Кавказ! Ва?

– Эй, Арчил! – позвали его униформисты, возившиеся с большим манежным ковром. – Долго ты еще прохлаждаться будешь?

– Ва! Что за народ! Грубый народ!.. – гневно сверкнул глазами Авалиани. – Полчаса, дорогой! – похлопал он по плечу Костю. – Сиди тут, пожалуйста, ожидай… Пойдем лечиться, кацо…

Он снова вытащил платок, вытер пот со лба, с шеи и смешной трусцой побежал к товарищам, поджидавшим его, чтобы поднять и нести тяжелый ковер.

Какой-то небольшой, похожий на пуговицу, круглый, блеснувший на солнце предмет, видимо, вместе с платком захваченный из кармана, упал на раскаленный песок дорожки и покатился к Костиным ногам…

– Ай, нехороший ты человек! – бушевал Арчил, берясь за ковер. – Зачем не дал с другом поговорить?

– Давай, давай! – посмеивался тот униформист, что позвал Арчила. – Тебе бы все языком трепать, а мы за тебя ишачь!

Костя нагнулся, отыскал взглядом оброненный Арчилом предмет и оторопел: прямо на него, закатившись в небольшую вмятину песчаной дорожки, пристально, в упор глядел… темно-карий стеклянный глаз!

Стоп!

Это было так неожиданно, что Костя даже зажмурился, как он это делал мальчишкой, чтобы удостовериться, что увиденное – не сон, не обман зрения, а самая настоящая действительность.

Глаз глядел на него серьезно и значительно, совершенно как живой. На мгновение Косте даже показалось, что эта стеклянная тварь подмигнула ему.

Это уже получалась форменная чертовщина, нечто прямо-таки гофмановское…

Он поднял с дорожки глаз.

«Ах, он был, знаете ли, очень, очень интересный мужчина… Даже, знаете ли, искусственный глаз его не портил нисколько, – очень великолепно выглядел, как настоящий! Жорик говорил, что выписал его из Лондона…»

Да, но какое отношение лондонский глаз Георгия Леснянского имеет к грузинскому князю Арчилу Авалиани?..

Стоп!

Костю точно шилом кольнуло. Он вскочил, бережно завернул свою диковинную находку в носовой платок и, крепко зажав его в кулаке, быстро пошел из сада.

Он шагал по улицам, весь уйдя в себя, в свои мысли. ничего не видя и не слыша. Еще не вполне уверенный в правильности своей догадки, блеснувшей из всего того, что стремительно пронеслось у него в голове (писклявый голосок Изваловой, навязчивая дружба Авалиани, сеньор Пазиелло с его ножами, вчерашний обед в кафе, где за соседним столиком сидел поразивший его необыкновенным сходством с грузинским князем молодой человек – кладбищенский художник Мухаметжанов), он знал твердо одно: Авалиани – это маска, ширма. Человек, выдающий себя за Арчила Авалиани, на самом деле есть кто-то другой, скрывающий свое собственное имя…

И вот тут-то Костя отчетливо вспомнил ту интонацию, о какой этот человек, расставаясь с ним ночью после ресторана, передавал привет тете…

Интонация была явно издевательской.

– Георгий Федорович Леснянский! – вслух, довольно громко произнес Костя, словно слепой натыкаясь на какого-то солидного гражданина, стоящего возле киоска с горячими пирожками.

– Вы обознались, – прошамкал набитым ртом гражданин, тараща глаза и переставая жевать.

– Обознался? Нет, не думаю, – вежливо ответил Костя, рассеянно улыбаясь озадаченному пожирателю пирожков.

Две телеграммы

Если бы с той минуты, как Костя покинул городской сад, сжимая в потной ладони свою находку, и далее в течение всего дня возле него находился наблюдатель, сопутствующий ему во всех его перемещениях по городу, и если бы этот наблюдатель не был посвящен в смысл Костиных действий, а только бы следил за ним со стороны, он, вероятно, не понял бы ничего, даже если бы ничего не пропустил, – настолько для стороннего глаза Костины поступки представились бы странными, необъяснимыми и лишенными видимой связи.

Прежде всего Костя направился в городскую милицию и с помощью милицейского начальства деликатно вызнал у директора цирка, кто поступал к нему на работу в последние месяц-полтора. Директор справился у своей секретарши и назвал несколько фамилий. Среди разных других имен он назвал и Арчила Авалиани.