Я вздрогнул, оглянулся и вспомнил про Андриана.
– Теперь надоть того…– шептал он, – с коней-то слезать. Вот Девятовский лес… Давайте-ка привяжем лошадей вот к этому дереву, а сами пойдем пешком.
Я посмотрел направо и действительно увидал, что мы стоим у опушки леса, окутанные падавшею от него тенью… Мы слезли с коней, привязали их к дереву и углубились в темный лес.
– Вот тут сейчас вершина будет…– шептал между тем Андриан – а на конце вершины котловина выйдет, с камышами и кочками… там самое гнездо и есть… Идите за мной, а теперь пока молчите, ни слова, и шагайте осторожней… Он чуткий, даром что волк…
Картина изменилась, свет исчез… Лес был окутан мраком, и только кое-где, сквозь вершины дерев, прорывался местами бледный свет луны. Мы шли по мягкой мураве тихо, неслышно, крадучись, даже сдерживая дыхание, боясь дыханием этим нарушить царствовавшую тишину. Андриан шел передом, а я сзади, не спуская глаз с его тощей, маленькой фигуры, его косматой головы, прикрытой рваным картузом… Тишина в лесу была такая, что даже страшно было дышать. Лес этот не шевелился ни единой веткой, ни единым листком, словно он обомлел, умер, истлел и только ждал минуты своего разрушения. Как-то жутко было среди этого мертвого царства, и только один Андриан, то нагибавшийся, то к чему-то прислушивавшийся, то зорко оглядывавшийся во все стороны, оживлял собою эту окружавшую мертвенность… Иногда он останавливался, поднимал руку и, постояв таким образом несколько секунд, снова начинал красться промеж деревьев… Вдруг он остановился, пригнулся и, судорожно схватив меня за руку, заставил сделать то же… Я словно замер, но все-таки ничего не понимал… Что же это такое?.. В темноте мелькнуло два огонька, затем поодаль еще два… Я стал догадываться и в ту же минуту почувствовал, что мороз пробежал по моему телу, что волосы на голове словно зашевелились… а между тем огоньки все мелькали и мелькали… то загорятся здесь, то там, то потухнут, то снова вспыхнут… Сзади меня зашевелился куст, я осторожно поворотил голову и увидал, что в чаще куста этого засветились два огонька, засветились и словно пронизали меня насквозь своими лучами. Я не дышал, боялся пошевельнуться… Андриан словно умер, он лежал ничком, плотно припав к земле, и словно вдруг ушел и закопался в эту землю… Наконец огоньки потухли, шелест и треск стали отдаляться, а немного погодя и совсем замолкли, как будто и не было ничего.
– Волки! – шепнул Андриан и приподнялся на одно колено. – Мы их ищем, а они нас нашли. Видели?
– Видел.
– Многих насчитали?
– Я не считал…
– Оробели, что ли?
– Оробел…
– А я так сосчитал… все налицо…
– А разорвать они не могут?
– Коли смирно будешь лежать, так зачем они разорвут,.. Вот как побежишь от них, ну, тогда другое дело, пожалуй, что бросятся… а лежи смирно – ни за что не тронут.
И потом, переменив тон, прибавил:
– А теперь пойдем на просеку. Мы их туда потребуем…
– И придут? – спросил я.
– Должны бы прийти… Только тише как можно…
Мы повернули налево, прошли немного лесом и немного погодя вышли на просеку.
Свет луны опять так и облил нас с головы до ног, словно из темного, мрачного подвала; вышли мы на свет божий. Просека эта отделяла нетронутый лес от вырубленного, порубка которого, как видно, была произведена года три-четыре тому назад, ибо на порубке этой не было уже ни сложенных в сажени дров, ни ометов хвороста, а пни успели уже зарасти молодыми побегами от Корней. Выбрав один из таких-то обросших пней, возвышавшихся на опушке небольшой полянки, Андриан оглядел его со всех сторон, оглядел местность и, обратись ко мне, прошептал:
– Вот тут ничего, ладно будет…
И, разобрав руками поросль, прибавил:
– Садитесь, а я пойду вон за тот кобёл спрячусь.