Волки и вепри

— Храни тебя твоя фюльгъя, странный странник тресковой тропы, — улыбнулся старец.

— Ну и какого хера, братец-лемминг? — сходу спросил Хродгар. — Тебя разве посылали в город выручать старых пердунов и молодых полудурков?

— Скажу в своё оправдание, что я не вполне бесполезно потратил вечер, — развёл руками Хаген, — а впрочем, хотелось бы поглядеть и на ваш улов. Хравен не приходил?

— Прислал ворона: мол, ждите к утру.

Сказать по чести, невелика была добыча стаи Хродгара — как и ожидалось. Мало было радости горожанам беседовать с чужеземцами о проклятии Гримсаля, к тому же — накануне очередного буйства мёртвой плоти. Говорили, что год от года дело ухудшалось. Драугры причиняли всё больше урона товару и разрушений городу, но хуже было, что, по всей видимости, битве предшествовала охота. Мертвецы хватали людей на улицах, врывались в дома, не разбирая, кто беден, а кто богат, кто раб, а кто — свободный, кто худороден, а кто — этелинг. Их редко удавалось отогнать оружием, чаще — молитвами, заклинаниями, огнём. Иные поговаривали, что видели в небе ведьму, летящую верхом на посохе в сторону курганов, но мало ли кто что видел.

Много ли наверняка разглядишь во мгле?

Да ещё потешило друзей обилие оберегов, коими обвешивались перепуганные горожане. Колокольцы, молоточки-торсхаммеры, глиняные свистульки, «солнечные колёса», связки чеснока — травы благородной, руны и, разумеется, кресты Белого бога. Те же кресты рядом с волнистыми языческими узорами — на воротах и стенах домов. А в лавках да корчмах — малёванные доски-образа святых Мартена и Никласа, Пречистой Марики, архонта Микаэля вперемешку с восковыми, деревянными и оловянными изображениями асов, ванов и неких неведомых божков.

— Пока ясно одно, — подытожил Хродгар. — Братьям-королям не лежится в земле. Они оба пали в распре за власть и, как говорят, за руку Хейдис-коны. Вместе с ними поднимаются на бой их люди, а также звери и птицы: Тивар конунг любил соколиную охоту. К ним присоединяются все, кто погребён на земле Гримсаля. Скоро дойдёт до того, что город разрушат вместе с дворцом. Но непонятно, что пробуждает покойников. Думается, придётся нам ждать Хравена — у него в таких делах больше познаний, чем у всех нас. А что у тебя, Лемминг?

— У свары меж братьями была предыстория, — задумчиво начал Хаген, — которая натолкнула меня на кое-какие мысли. Вот что рассказал мне старик…

Хорсе Весёлым звался конунг в Коллинге. Прозвище он получил за свои знаменитые пиры, попойки и охоты, и мало думал о государстве. Для этого он держал советников, не последним из которых был юный на ту пору Сельмунд Косой Барсук. Дела в державе шли неплохо, пока столичный Гримсаль оставался перекрестьем торговых путей. Конунг рано овдовел, но успел оставить потомков. Его старший сын был Яльмар Молчун, а младший — Тивар Охотник. Люди говорили, что Тивар пошёл в отца, а Яльмар — в деда, сурового викинга Тидрека Погибель Кораблей. Хорсе конунг был щедр на еду и серебро, и люди его любили.

Правитель Коллинга пал в битве при Скирфирстайне, отражая вторжение хеднингов. У него осталось двое наследников. Яльмар был на год старше брата и должен был занять престол, но народ на стортинге не утвердил его: больно крут казался людям его нрав. Тивар же, напротив, всегда был весел, приветлив и щедр. Его и признали правителем, а Яльмар сделался главным военачальником, ибо знал толк в ратном деле, хотя и был молод.

Тивар конунг управлялся с державными делами не лучше отца. Больше всего на свете он любил охоту, за что и получил своё прозвище. Часто можно было от него услышать, что, мол, я и в чертоги предков не поспешу по смерти, коли смогу ездить в этих лесах до часа Рагнарёк. При дворе у него всегда было много роскоши и заморских гостей, которых развлекали музыканты, сказители, танцовщицы и шлюхи. На праздники король всегда накрывал столы для городской и сельской бедноты. Поэтому простой народ его любил. Даже когда его загонщики вытаптывали огороды в погоне за оленями и зайцами.

Все эти прелести приходилось оплачивать из торговых пошлин и податей, которые росли, как грибы после дождя. Росли и цены. Всё меньше купцов отваживалось везти товары по Колль-реке между Графьёллем и Седерсфьордом, предпочитая ходить по Эльве. Добрые люди во всём обвиняли городской совет и королевский хирд: дескать, воины объедают конунга, точно крысы — зимние припасы. Что же могло отвлечь народ от этих бед? Лишь война. Которая и разразилась — благо, нашёлся замечательный повод.