Волки и вепри

Викинги взяли столицу, как берут потную пьяную шлюху — скорее по привычке, чем из похоти. Только платили не серебром и не златом, а, конечно, железом.

И уже оттуда, из разорённого гнезда крапивника, что красовался на городском гербе, волки моря прыснули во все стороны, терзая Маг Эри.

Сперва им даже пытались оказывать сопротивление. Вооружённое, а как же. Князь области Финдалеа сразился с викингами при Антаре и был разбит. Антару разграбили, а Хродгар со своей сотней устремился дальше, на северо-запад, к местечку под названием Горлех. От Хагена и местных жителей он знал, что там можно здорово порезвиться. Туда по слухам как раз привезли мощи святого Киреана, и даже война не отвратила толпы паломников.

Горлех располагался на трёх холмах и в низине между ними. Над хижинами поселян, мастеровых и торговцев возвышались башни местной цитадели, золочёный купол собора и древние исполинские дубы, из которых словно бы прорастала громада монастыря. Туда-то викинги в первую очередь и наведались.

Монахи заперли толстенные дубовые ворота как раз у разбойников перед носом. И наблюдали со стен, как белоголовые чужаки избивают потехи ради паломников, как вяжут им руки, срывают с них одежды и отнимают всё мало-мальски ценное. Кого могли — укрыли у себя на подворье, но ещё больше несчастных попали в плен или — сразу на небеса. Тщетно глупцы молили о спасении тела — следовало молиться о спасении грешной души.

— Открывайте по добру, — громко посоветовал Хродгар.

Ответом ему была стрела. Меткий монах попал прямо в горло хёвдингу, но кольчужная бармица задержала стальное жало. Тогда подал голос Хаген:

— Мы будем убивать паломников, пока не перебьём всех, или пока не откроете.

Новая стрела звякнула об его шлем, выбив искру.

— Ну тогда мы сожжём лес на холме вместе с вашим монастырём! — крикнул чародей Хравен.

— А мы сожжём? — усомнился Хаген.

— Нет, конечно, — решил вождь, — но им об этом знать не обязательно, — и добавил, обращаясь к монахам, — откройте сейчас, и никто из вас не пострадает.

На этот раз их не удостоили даже стрелы.

— Всё же я настаиваю на том, чтобы сжечь тут всё, — заметил колдун.

— Откуда такая ненависть, братец-ворон? — удивился Торкель.

— Нетрудно сказать, — вмешался Бреннах Мак Эрк, брезгливо поглядывая на колдуна, — клянусь моей арфой, что это древняя дубрава друидов, а монастырь построен на камнях их святилища. А браннемал — «подобный ворону» — ненавидит друидов не меньше, чем людей Креста. Не так ли, ловчий стервятник Кромахи?

— Тебе не стоит произносить имя Повелителя Воронов всуе, — снисходительно улыбнулся Хравен, — всё же тут в него верят сильнее, чем в Распятого бога. Но в остальном ты прав. Мне тоже думается, что раньше тут была роща друидов, коих я не очень обожаю, неважно, в Ирландии ли или здесь, в Эйридхе.

— Сожжём — добычи не останется, — возмутился Лейф, — мне мало радости перерывать груды пепла в поисках оплавленного золота и серебра!

— Верно, — кивнул Сигбьёрн Злой Барсук, отбрасывая со лба волосы, — мы же не рудознатцы и не старатели, чтобы копаться в грязи.

— Многовато вы печётесь о добыче! — презрительно бросил чародей. — Сказано ведь:

Знает скотина,
что надо уж скоро
в стойло вернуться,
а муж неразумный
без остановки
живот набивает.[42]

Стурле Скампельсон услышал это и засмеялся, а Сигбьёрн, брат его, хмуро уточнил:

— Ты вот сейчас кого скотиной назвал, а, пожиратель падали?

— Тихо, вы, горячие северные парни! — возвысил голос вождь. — Никто ничего жечь не будет и убивать паломников тоже. Некогда. Идём на штурм! Щиты наизготовку! Стройся «вепрем»!

— Погоди, — Хаген указал на одинокую фигуру прямо перед воротами монастыря.

Хродгар присмотрелся. Поскрёб в затылке. И грязно выругался.

Бреннах Мак Эрк стоял один, под тёмными стенами, под сенью древних крон, и наигрывал на арфе. Взор его, спокойный и отрешённый, блуждал в небесной синеве, средь буйной дубовой листвы, не видя бренного мира. Что прозревал певец, вещий духом? Кто знает? А только бренный мир откликнулся на тихий печальный зов, на струнный перезвон, на плач по старым временам. Ветер зашелестел в сплетении ветвей, могучие дубы качнулись в забытом танце, а мох на стенах монастыря вспыхнул вдруг ослепительной зеленью, бурыми пятнами засохшей крови. Крови, что проливалась в установленные дни во спасение мира. Крови, что хранила многие тысячи жизней. Крови добровольных жертв.

Но и новый мир, возведённый на костях старого, не собирался уступать. Воздух вокруг барда взметнулся горячим смерчем, а земля обуглилась в мгновение ока, растрескалась обветренной кожей. На стенах зашевелились лучники, Слагфид и Самар без приказа сняли парочку чересчур ретивых, но было ясно, что рано или поздно Бреннаха достанут. Хродгар приказал:

— Хравен, прикрой его! Как нас тогда, в храме сидов!

— И не подумаю, — злорадно ухмыльнулся тот, — пусть певун сдохнет.

Тогда Хаген сказал так: