Волки и вепри

— Ну, и чего теперь?! — прошипел Сигбьёрн Скампельсон, зажимая свежую рану на плече.

Хаген махнул рукой — мол, отходим. По негласному уговору после Хродгара он стал старшим над сотней. Агнар и Вальгард, хёвдинги, ходившие в подчинении у Тура, не шибко слушались приказов Лемминга, но он и не настаивал. Для того, что задумал Хаген, строптивые вожаки были без надобности.

— Сыграем по правилам эринов, — усмехнулся сын Альвара, лихо подкрутил ус, хотя на сердце лежала глыба мрака. — Станем клином, а ты, Торкель, срежешь верхушку дуба. Как тогда, в Альстаде! Сможешь повторить?

Волчонок оскалился. О, то был памятный день и памятный удар! Тогда не было нужды — лишь бахвальство своей ловкостью. Теперь же на кону было великое дело. Решить исход битвы одним ударом и прославиться навек — что такое смерть по сравнению с этим? Волк должен совершить прыжок, а что бедная Эрна в Хлордвике изойдёт слезами…

В этом мире всегда найдётся, кому утешить красавицу.

— Я готов, — сказал Торкель.

— Прекрасно! — просиял Хаген. — Барсуки, вы как? Поддержите нас?

— А есть выбор? — хмуро бросил старший Скампельсон. Младший без слов поднял щит.

— И верно, выбора нет, — Хаген оглядел израненный хирд, — и у меня выбор небогат. Лейф, готовь клевец. Моди и Магни, Тормунд и Вермунд, Халли… ты брат Лейкнира Ледника? То был могучий боец, сам знаешь, не посрами память родича — он глядит на тебя из Чертога Павших! Эрик, Эйнар, Фроди… Готовы? Хорошо. Кольгрим… одного Кольгрима я, помнится, сгубил, а от твоей гибели, надеюсь, проку будет побольше! Слагфид и Самар, будьте так любезны, поддержите нас стрельбой навесом! Остальные — пошумите, устройте вапнатак. Ну? Хэй-йя!

Викинги забарабанили рукоятями мечей и секир в щиты, словно хотели грохотом пробудить мертвецов. Названные Хагеном построились «клином» и навалились на стену щитов. Оттуда прянули жала мечей и копий, но и викингам было чем ответить. Шумело железо, скрежетали клинки, свистели стрелы, ломались ратовища. Сколько продолжалось это безумие — Хаген не мог бы сказать, чтоб не ошибиться. Но что мог сказать — громко, чтобы слышно было за дубовой толщей, на языке сынов этой земли — было:

— Плачьте, эрины! Будет вам память, горькая память, память навеки…

И сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда наконец-то раздался могучий, звенящий сталью голос Кетаха Ан-Клайда — рядом, прямо за щитовой твердью!

— Лейф, Торкель! — завопил Хаген, срываясь на смешной визг. — ХЭЙ!!!

Лейф отбросил меч, ухватил клевец обеими руками и вонзил с размаху в щит перед собой. Хорошо вонзил, глубоко, прочно. Братья Скампельсоны тоже схватились за рукоять, дёрнули втроём, их потянули назад те, кто стоял рядом. Щитоносец подался вперёд, получил две стрелы от Слагфида и Самара, покачнулся. Торкель вскочил на накренившийся щит, пробежал по нему и перепрыгнул строй эринов. А в прыжке — обернулся и косо рубанул по спине короля Кетаха. И тут же, не глядя, очертил Хёггваром свистящий круг, отражая нацеленные клинки…

Кетах сын Морна из клана Ан-Клайдов, прозванный Крестовым, прекрасный и гордый король Маг Эри, несостоявшийся креститель Зелёной Страны, пошатнулся. Рассмеялся, и смех его был полон горечи. Прошептал:

— Плачьте, эрины… плачьте… нет, не плачьте. Смейтесь! Ваш король повержен простым бойцом… Есть чем гордиться, локланнах!

Торкель отбросил отцовский меч — второй раз в жизни! — чтобы поддержать падающего неприятеля. Не замечал, что кругом враги, что друзья пробиваются с боем, что битва вовсе не окончена, а эрины плачут, смеются, но вовсе не дрожат… Это вдруг стало не слишком важно. Волчонок бережно уложил чужого короля на землю. На чужую землю, которой этот король принёс не меньше горя, чем всё войско викингов. На землю, чуждую им всем.

Когда Хаген во главе дюжины бойцов стал рядом, Торкель перевернул Кетаха лицом к небу и накрыл тело златотканым плащом. Поднял на друга печальный взор:

— Кто это лежит, дружище Хаген? Это не мой король и не мой враг…

— Верно, — Хаген присел рядом, беззастенчиво запустил руку за ворот кольчуги мёртвого вождя, — это не твой враг. Это — олень благородный, твоя добыча. Есть чем гордиться!

— Он тоже так сказал, — проронил Торкель. — На Скельде. На нашем языке.

— Вот ведь как, — ухмыльнулся Хаген, подбросил на ладони два оберега — золотой крест Белого бога и серебряный языческий трискелион. — Этот конунг знал, как растить судьбу! Но сколько побегов пустило древо? Гляди — молился и старым, и новым богам. На всякий случай!

Поднялся, огляделся, крикнул эринам на Имраэге:

— Заберите вождя! И лучше бы вам сложить оружие — рухнуло ваше дело!

— Но мы-то ещё живы! — воскликнул юноша, чем-то похожий на павшего владыку. — Я, Конал, сын Конана, сын Гальбрэ, сестры ри-Кетаха ан-Морна, племянник вождя Ан-Клайдов, и мне не будет чести, коли я выживу, если пал мой повелитель! Смерть вам, локланнахи!