Викинги с усмешкой переглянулись. Игрок молчал, не двигаясь. Кьяртан смотрел на него — и не верил. Этот заморыш, на голову ниже самого Бобра, с длинным обветренным носом, едва обозначившейся бородой и смешными мышиными усами, с медными прядями, висящими до плеч, и есть тот самый Хаген, о котором Лейф отзывался столь уважительно?! Но дрогнуло сердце Кьяртана, когда шершавый голос коснулся слуха:
— Идём, потолкуем. Тут шумновато.
— А где ваш Хродгар хёвдинг? — полюбопытствовал Кьяртан.
— В поте лица своего возделывает ниву, — осклабился Торкель.
— Дома остался, — пояснил Лейф, — он тоже женился. Ну, вроде как.
— Обещал быть в Равенсфьорде, — напомнил седой широкоплечий муж в меховой хвостатой шапке, какие носили жители Бьёрндаля, — к Свидару, коли память не подводит.
— Хорошо бы, — заметил упитанный парень в рубахе навыпуск, поглаживая здоровенного чёрного кота, — зимой воевать придётся, обещали ведь, а без вождя как-то неудобно…
— Зимой? — переспросил Кьяртан. Никто не ответил. Бобёр снова спросил:
— А что ж он, один по морю осенью пойдёт?
— А что тебя смущает, сынок? — вскинул бровь Крак.
— Так ведь шторма! — удивился Кьяртан.
— Это
«Тьфу, хвастливый ублюдок!» — с негодованием отметил про себя Кьяртан.
Викинги собрались для совета на борту «Свафнира»: на берегу действительно было шумно и слишком много лишних ушей. Чёрный оглядел ватагу:
— Где Бьярки?
— Поехал на Свиную Шхеру, — был ответ.
— Почему вы отпустили его одного? — строго спросил Хаген.
— С ним братья Барсуки, — сказал Крак, — не пропадёт. А коли вздумается местным жителям сквитаться за то давнее побоище, то мы все шхеры выжжем дотла, и они это знают.
— Добро бы, — хмыкнул Хаген и обратился к младшему сыну Лейфа Чёрного. — Ну, говори!
Кьяртан едва сдержал вздох. Ему не нравились эти люди, не нравился их предводитель, не нравилось всё это дело, но выбор был небогат. Бобёр был юн и хотел жить. По возможности — долго и счастливо. С девой, похитившей его сердце.
С девой, чью руку отдали, как кусок телятины, выгодному жениху.
— С чего начать? — спросил Кьяртан.
— С начала, брат Бобёр, — усмехнулся Хаген, — с самого начала.
Кьяртан собрался с духом, хотел было заметить — мол, не брат я тебе, но — каждую сагу надо рассказывать так, как она случилась, а эта сага началась вовсе не так…
В округе Вессельхоф жил человек по имени Радорм Дромунд, сын Рейста Масло. Говорили, что он один из самых зажиточных линсейцев, и мало кто на западе острова осмеливался ему перечить. Его дочь звали Альвдис. Она была хороша собой и весьма своенравна, ибо отец её избаловал. Кьяртан Бобёр познакомился с ней на празднике Мидсоммар, и молодые люди сразу нашли друг в друге большую приязнь. Кьяртан красиво за ней ухаживал, дарил всякие безделушки, читал любовные висы, какие успел запомнить, копил деньги в уплату мунда за невесту, и подружки Альвдис ей завидовали. Не то чтобы сын Лейфа Чёрного был таким уж богатым женихом, но пригожий и добрый поклонник стал редкостью по мнению линсейских девушек. Влюблённые успели тайно обменяться клятвами верности. Альвдис весьма собой гордилась и едва не ездила на Кьяртане, как на коне. Люди посмеивались: вот, мол, какая ведьма эта Альвдис, что превратила бобра во вьючную скотину! Кьяртан дулся, но терпел, ибо настоящая любовь долго терпит.
Но и крепчайший канат лопнет, коли натянуть сверх меры.
Как-то Кьяртан поехал на Озёра по торговым делам. А по возвращении узнал, что его милая Альвдис дарила улыбки некоему Лафи Хвосту. Говорили, улыбками там дело не ограничилось. Кьяртан спросил Альвдис, так ли это. Девушка не стала запираться:
— Лафи катал меня на своей лодке, и она куда удобнее, чем эта твоя дедовская долблёнка. Тебя слишком долго не было, и ты в последнее время многовато мнишь о себе, а мне мало уделяешь времени и ласки. И не прибавится тебе чести, если я выражусь яснее.
— Стало быть, мне нет проку слать сватов на двор твоего отца, — сказал Кьяртан.
— И на порог бы не пустили твоих сватов люди моего отца, — усмехнулась Альвдис, — гнали бы твоих голодранцев на юг и в горы[65]
.Гор на юге Линсея не было, но смысл Кьяртан понял. И так влюблённые расстались.
А спустя недолгое время Альвдис явилась на Конопляный Двор вся в слезах, замотанная в какой-то жуткий плащ. Кьяртан тут же позабыл обиды:
— Что стряслось? Кто оскорбил тебя, липа льна?
— Отец, — выдавила Альвдис сквозь рыдания.
Оказалось, Лафи Хвост глянулся не только дочери Радорма Дромунда, но и самому Дромунду. Поскольку девице давно исполнилось двадцать, отец решил выдать её замуж, и мало спрашивал её согласия. Родители Лафи были успешными людьми и владели куском земли на побережье Дисенхофа. Местные рыбаки платили им за право там жить.
— Что ж ты плачешь? — искренне изумился Кьяртан. — Сама же хотела за Лафи!
— Ох, глупый ты бобёр! — всхлипнула Альвдис, бросаясь парню на шею. — Ничего ты не понимаешь! Не хочу я выходить ни за Лафи, ни за кого другого, на кого укажет отец, а только за того, кто станет меня любить…