Волки Кальи

— Ничего, — ответил Каллагэн. — Все месяцы, проведенные в Нью-Йорке, во время моего первого приезда туда, я ничего не делал. До самого апреля. Видите ли, у меня не было уверенности. То есть сердце-то верило, а вот моя голова отказывалась составить ему компанию. И еще один фактор: я был непьющим алкоголиком. Алкоголик — он тоже вампир, эта моя часть все сильнее мучилась от жажды, тогда как остальная пыталась отрицать мои сверхъестественные способности. Вот я и сказал себе, что видел в зале двух обнимающихся гомосексуалистов, ничего больше. А что касается остального, колокольца, запах, темно-синее сияние вокруг молодого мужчины… я убедил себя, что это симптомы эпилепсии или последствие того, что сделал со мной Барлоу, или и первое, и второе разом. И, разумеется, насчет Барлоу я не ошибался. Его кровь жила во мне. Она видела.

— Это еще не все, — подал голос Роланд.

Каллагэн повернулся к нему.

— На тебя воздействовал Магический кристалл, отец. Он уже звал тебя из этого мира. Тот самый шар, который сейчас хранится в твоей церкви, хотя, подозреваю, ты познакомился с ним, когда церкви еще не было.

— Не было. — Во взгляде Каллагэна, не отрывающегося от лица Роланда, читалось уважение. — Не было. Как ты узнал? Скажи мне, прошу тебя.

Роланд не сказал.

— Продолжай, — предложил он. — Что случилось с тобой потом?

— Потом случился Люп, — ответил Каллагэн.

9

Фамилия его была Дельгадо.

Лишь на мгновение на лице Роланда отразилось изумление, широко раскрылись глаза, но Эдди и Сюзанна достаточно хорошо знали стрелка, чтобы решить, что для него и такое проявление чувств — событие экстраординарное. С другой стороны, они уже привыкли ко всем этим совпадениям, которые, возможно, совпадениями и не были, и чувствовали, что каждое из них — поворот на один зуб какой-то огромной шестерни.

Тридцатидвухлетний Люп Дельгадо, алкоголик, уже пять лет не бравший в рот ни капли спиртного, работал в «Доме» с 1974 года. Основал «Дом» Магрудер, но именно Дельгадо вдохнул в ночлежку настоящую жизнь, поставил перед ней реальные цели. Днем он работал в отделе технического обслуживания отеля «Плаза» на Пятой авеню. По вечерам спешил в «Дом». Он придумал и помогал реализовывать алкогольную политику «Дома», он первым встретил Каллагэна, когда тот переступил порог ночлежки.

— Первый раз я провел в Нью-Йорке чуть больше года, — продолжил Каллагэн, — но к марту 1976-го я… — Он запнулся, стараясь облечь в слова то, что все трое уже прочитали на его лице. Кожа порозовела до такой степени, что крестообразный шрам казался на этом фоне неестественно белым. — Ну ладно, полагаю, можно сказать, что к марту я в него влюбился. Тем самым стал гомосексуалистом? Педиком? Не знаю. Многие же говорят, что все священники — педики. Не проходит и месяца, чтобы в газетах не появилась статья о священнике, который запускает ручонки в штаны алтарных служек. Насчет себя могу сказать откровенно, у меня не было причин считать себя гомосексуалистом. Видит Бог, иной раз меня возбуждала красивая женская ножка, носил я сутану или нет, но никогда не приходила мысль соблазнить алтарного служку. Да и ничего плотского между мной и Люпом не было. Но я любил его, и тут я говорю не о его уме, преданности делу, стремлению реализовать свои замыслы по части «Дома».

Каллагэн вновь замолчал, борясь с собой. Потом выпалил:

— Боже, он был красавцем. Красавцем!

— Так что с ним случилось? — спросил Роланд.

— Как-то в конце марта, одним снежным вечером, я вернулся в ночлежку. Народу набилось под завязку, так что покой нам только снился. Уже произошла драка и мы еще разбирались с ее последствиями. У одного парня начался приступ белой горячки, и Роуэн Магрудер увел его в свой кабинет, отпаивал кофе, сдобренном виски. Кажется, я говорил вам, что карцера в «Доме» не было. Наступило время ужина, чего там, оно уже полчаса как наступило, но трое добровольцев, работавших на раздаче, не пришли, испугались плохой погоды. Гремело радио, две женщины танцевали. «Время кормежки в зоопарке», — как говаривал Люп.

Я снимал пальто, направляясь на кухню, но меня остановил один парень, Фрэнк Спинелли… спросил о рекомендательном письме, которое я обещал ему написать… подошла женщина, Лиза… фамилии не помню… она хотела помочь с одним из мероприятий «АА», «Составьте список тех, кому вы причинили боль»… потом юноша, ищущий работу: он немного умел читать, писать — нет… на плите начало что-то подгорать… полный бедлам. И мне это нравилось. Напоминало вихрь, что подхватывает тебя и несет. И вдруг посреди всего этого бедлама я замер. Колокольчиков не услышал, пахло только этим пьяным сукиным сыном да подгоревшей едой… а вот шею Люпа, как воротник, окружало свечение. И я увидел отметины. Очень маленькие. Прямо-таки точки.