Волки Кальи

Тиан чувствовал, как от каждого слова Хейкокса у него сжимается сердце. Этот человек просто выбивал почву у него из-под ног. Боги и Человек-Иисус!

Со скамьи поднялся Уэйн Оуверхолсер, самый процветающий фермер Кальи Брин Стерджис, доказательством чего служил внушительный живот.

— Выслушайте меня, прошу вас.

— Мы говорим, спасибо, сэй, — пробормотали они.

— Скажу вам, что мы должны сделать, — он огляделся. — То же самое, что делали всегда. Кто-нибудь из вас хочет предложить сразиться с Волками? Есть среди нас сумасшедшие? Чем будем сражаться? Камнями и копьями? Несколькими луками и винтовками? Такими вот заржавленными, как у него? — он ткнул пальцем в Эйзенхарта. — Думаю, во всей Калье мы наберем штуки четыре.

— Не надо смеяться над моей железной стрелялкой, сынок, — ответил Эйзенхарт, но с грустной улыбкой.

— Они придут и возьмут наших детей, — вновь Уэйн Оуверхолсер обвел взглядом сидящих в зале мужчин. — Некоторых из них. А потом оставят нас в покое на целое поколение. А то и дольше. Так есть, так было, я говорю, нельзя и пытаться что-либо изменить.

Многие, похоже, не согласились с Оуверхолсером, но он подождал, пока ропот смолкнет.

— Двадцать три года или двадцать четыре, особой разницы нет, — продолжил он, когда установилась тишина. — В любом случае это долгий период. Долгий период мира. Возможно, вы кое-что забыли, друзья. К примеру, что дети, в принципе, та же пшеница или кукуруза. Бог пошлет новых. Я знаю, смириться с этим трудно, но так мы жили и так должны жить.

Тиан не стал ждать ответной реакции. Чем дальше они уходили по этой дороге, тем меньше оставалось у него шансов на то, что удастся их развернуть. Он поднял перышко опопанакса и воскликнул: «Послушайте, что я скажу! Послушайте меня, прошу вас!»

— Мы говорим, спасибо, сэй, — откликнулись мужчины. Оверхостер недоверчиво смотрел на него.

«И ты прав в том, что так смотришь на меня, — подумал фермер. — Потому что я сыт по горло этим трусливым здравым смыслом».

— Уэйн Оуверхолсер — умный человек, человек, добившийся многого, — начал Тиан, — и по этим причинам мне не хочется спорить с ним. Есть и еще одна причина: по возрасту он мог бы быть мне отцом.

— А ты уверен, что он не твой отец? — крикнул Росситер, единственный наемный работник Гарретта Стронга. Конечно же, все засмеялись, даже Оуверхолсер улыбнулся шутке.

— Сынок, если ты не хочешь спорить со мной, так и не спорь, — заметил Оуверхолсер. Он продолжал улыбаться, но только ртом.

— Но я должен, — Тиан начал прохаживаться перед рядами скамей. В его руке мерно покачивалось ржаво-красное перышко опопанаса. Тиан чуть возвысил голос, чтобы все поняли, что теперь он говорит не только с крупным фермером.

— Я должен, потому что сэй Оуверхолсер достаточно старый, чтобы быть мне отцом. Его дети выросли, как вы все знаете, и, насколько мне известно, их было всего двое, одна девочка и один мальчик, — он выдержал театральную паузу, а потом нанес удар. — Родившиеся через два года, — другими словами, по одному. То есть недоступные для Волков. Произносить этих слов не требовалось. Все и так поняли. И зашептались.

Оуверхолсер густо покраснел.

— Зачем ты это сказал? Я говорил в общем, независимо от того, сколько детей рождается сразу, один или двое! Дай мне перышко, Джеффордс. Мне еще есть, что сказать.

Но сапоги начали барабанить по полу, все сильнее и сильнее. Оуверхолсер сердито огляделся, из красного стал багровым.

— Я говорю! — взревел он. — Или вы не хотите меня слушать, спрашиваю я вас?

В ответ раздалось: «Нет», «Не теперь», «Перышко у Джаффордса», «Садись и слушай». Тиан понял, Оуверхолсер познает на собственном опыте, пусть и поздновато, что в глубине души самых богатых и самых удачливых в деревне не любят. Эти менее удачливые и менее хитрые (в большинстве случаев первое шло рука об руку со вторым) могли снимать шляпу, когда богатые проезжали мимо на телеге или в двуколке, могли послать зарезанную свинью или теленка в знак благодарности за помощь, которую оказывали наемные работники богача при постройке дома или амбара, богатым могли аплодировать на общем собрании в конце года за покупку пианино, которое теперь стояло в Павильоне. А вот теперь мужчины Кальи с радостью выбивали сапогами дробь по деревянному полу, пользуясь случаем «опустить» Оуверхолсера.

Оуверхолсер, не привыкший к такому обращению, более того, ошеломленный случившимся, предпринял еще одну попытку.

— Могу я взять перышко, дай его мне, прошу тебя!

— Нет, — ответил Тиан. — Позже, если захочешь, но не сейчас.

Ему ответили крики восторга. Кричали, в основном, самые мелкие фермеры и их наемные работники. Мэнни компанию им не составили. Они еще больше прижались друг к другу, слившись в синее пятно посреди зала. Такой поворот событий явно поставил их в тупик. Воун Эйзенхарт и Диего Адамс тем временем, переместились к Оуверхолсеру, зашептались с ним.

«У меня есть шанс, — подумал Тиан. — И главное, использовать его по максимуму».

Он поднял перышко, и все замолчали.