Волки Лозарга

— Я должен был вернуться раньше, но с дилижансом случились неприятности. На нас напали вооруженное бандиты, ограбили… Некоторые пассажиры даже пострадали…

— Тебя не ранили?

— Нет, но убили форейтора. Пришлось помогать остальным, потом дожидаться жандармов… в общем, одна задержка за другой! Признаться, когда я ехал в Париж, то надеялся заручиться поддержкой короля и с его помощью добиться наконец справедливости. Но Фелисия рассказала мне, что у тебя вышло из этой затеи… Ну и глупышка же ты: не дожидаясь меня, явилась в этот проклятый замок и попала в капкан! Как ты?

— Неважно. Мне кажется, они тут решили меня отравить. Я сегодня пила только воду, потому что вчера плохо себя чувствовала. И все-таки ночью хотела сбежать через окно.

— Рискуя разбиться? Нет, ты действительно уже не надеялась увидеть меня?

— Надеялась, конечно, но только я боялась, что ты приедешь слишком поздно.

Вместо ответа он только сильнее прижал ее к себе, но потом отпустил.

— А теперь пора отсюда выбираться. Закрой окно и кричи.

— Кричать?

— Да, зови на помощь, кричи: «Пожар!», все, что угодно. Ведь дверь твоя, я полагаю, заперта на ключ? А маркиз по-прежнему ночует у себя в комнате?

— Да.

— Тогда делай то, что я говорю! А я встану тут сзади.

Чуть замешкавшись, как обычно, когда боишься нарушить ночную тишину, Гортензия закричала. Голос ее разорвал глубокую тишину ночи:

— Сюда! На помощь! Помогите! Скорее!

Она так громко звала, что даже не услышала шагов маркиза. Но вот в замке повернулся ключ. Дверь распахнулась. На пороге в халате со свечой в руке стоял Фульк де Лозарг.

— Что случилось, Гортензия? Да что…

Больше он ничего сказать не успел. Сильный удар кулаком оглушил его и повалил на ковер. По полу покатилась горящая свеча. Жан наступил на нее, сбивая пламя, и схватил Гортензию за руку.

— Идем! Франсуа ждет нас у реки. Где ребенок?

— В кухне. С ним там Годивелла. Но…

— Придется ей отдать нам его.

Если бы Жан не поддерживал ее, Гортензия не смогла бы живой и невредимой добраться до нижних ступенек — на лестнице было темно, как в могиле. Но лесной отшельник ориентировался в темноте, словно видел все так же ясно, как днем. Они побежали в кухню. Годивелла, разбуженная шумом, уже встала. В свете ночника она, в белой юбке, рубашке и белом чепце, походила на призрак. С первого взгляда узнав Жана, она, вопреки опасениям Гортензии, кричать не стала. Сказала только:

— Это ты, Волчий Жан? Я знала, что ты когда-нибудь придешь.

— Знала, говоришь, старая ведьма, и потому, наверное, пыталась отравить ее…

Под грузом свалившегося на нее обвинения Годивелла даже пошатнулась.

— Я? Отравить ее? Дочку Виктории? Нехороший ты, должно быть, человек, Волчий Жан, коли подумал такое… А вы-то, госпожа Гортензия? Я думала, вы меня знаете…

— Она тут ни при чем, Жан, клянусь тебе… Давайте лучше поспешим. Маркиз ведь всего лишь потерял сознание.

— Вам нужен малыш? — взвыла Годивелла.

— Малыш, да и вы тоже, если хотите. Годивелла, вам нельзя оставаться в этом проклятом доме.

Но та лишь покачала головой и пошла за ребенком к колыбели. Годивелла передала его с рук на руки Гортензии, а у самой из глаз ручьями текли слезы.

— Нет… Я же вам сказала… Мое место здесь…

— Поговорили, и хватит! — прервал ее Жан. — Надо бежать, пока не проснулись Шапиу и остальные. Открой нам дверь, Годивелла!

И он побежал к прихожей. Но голос Годивеллы остановил его на полпути.

— У меня нет ключа, Волчий Жан. С тех пор как вернулась госпожа Гортензия, господин Фульк держит его у себя.

В желтоватом пламени свечи, горевшей в руках у Годивеллы, предстали перед ними во всем своем величии массивные средневековые двери: большие черные скобы, засовы и огромный замок. Надежные двери, они были непреодолимым препятствием для всякого, кто захотел бы тут проскользнуть. Никакая человеческая сила не могла заставить их даже пошатнуться.

— Стойте здесь! — приказал Жан. — Я поднимусь за ключом. Он должен быть у него в комнате.

— Не стоит трудиться!

На верхней ступеньке неожиданно показался маркиз. Он был немного бледен, пошатывался, но все же стоял на ногах и даже держал ружье, нацелив его на Жана. Гортензия вскрикнула от испуга, но маркиз лишь улыбнулся.

— Надо было ему сказать, чтобы бил сильнее, милочка. Тот удар был явно недостоин Лозарга.

— Я же мог вас убить, — пробурчал Жан. — Стоило только посильнее сдавить вам шею. Но ведь…

— Но ведь вы человек принципа. Нечто новое в нашем роду. Пожалели меня, потому что я вам отец?

— Да, — твердо ответил Жан. — Именно потому, что вы мне отец.

— Очень мило! Ну а я, мой дорогой, чужд подобных нежностей!

Он вскинул ружье и выстрелил. Жан вскрикнул от боли, но еще громче, пронзительнее закричала Гортензия и, не помня себя, с ребенком на руках кинулась загородить собой любимого.

— Убирайтесь отсюда, глупая женщина, если не хотите умереть с ним заодно! — крикнул маркиз. — Годивелла, оттащи ее в сторону! Она погубит мне внука.