– Не совсем так. Если стая и есть, то это стая женщин, которую возглавляет Хелена и в которую не входит Беренайси. Беренайси много времени проводила с ним, но в последнее время отошла. Хокан же ушел с ними, и уже довольно давно. Он страдает от своих собственных потерь, своих собственных трагедий. Думаю, Хокана приворожила Хелена. Эта группа долго держалась на Европейском континенте, но сейчас морфенкиндерам в Европе трудно, особенно тем, кто верит, что в зимний солнцеворот нужно приносить человеческие жертвы. – Он невесело усмехнулся. – Ну, а азиатские морфенкиндеры относятся к неприкосновенности своей территории куда трепетнее, чем мы. Так что они уже несколько десятков лет находятся здесь, в Америке, и, возможно, ищут себе какое-нибудь подходящее постоянное место. Не знаю. Я не напрашивался на их откровения. Откровенно говоря, я хотел бы, чтоб Беренайси рассталась с ними и переехала к нам, если, конечно, Фрэнк это перенесет.
– Человеческие жертвы!.. – Ройбен поморщился.
– О, на деле это не так страшно, как звучит. Они подыскивают какого-нибудь злодея – настоящего, неисправимого негодяя, убийцу, и накачивают беднягу наркотиками до полной утраты ощущений и сознания, а потом употребляют его как праздничное блюдо в ночь Йоля. Действительно, звучит это хуже, чем выглядит на деле, особенно если учесть, на что мы все способны. Мне это не нравится. Я не намерен сопровождать убийство негодяев церемониями. И тем более превращать его в ритуал. Ни за что!
– Понятно.
– Так что выброси это из головы. Говорят они много, но ни у кого-то из них, ни у всех вместе не хватит решимости что-то сделать.
– Кажется, я понимаю, что произошло, – сказал Ройбен. – Вас не было здесь двадцать лет. А теперь вы вернулись – все, – и они пришли взглянуть, не найдется ли здесь снова пристанища для них.
– Думаю, ты совершенно прав, – ответил Феликс с горькой усмешкой. – А где они были, когда мы находились в плену и боролись за собственную жизнь? – Он даже повысил голос. – Не объявились ни сном ни духом! Конечно, они не знали, где нас держали; по крайней мере так они говорили. И говорят. И будут говорить. А теперь мы вернулись в Северную Америку, и им стало, если можно так выразиться, любопытно, получается? Они напоминают мне мотыльков, которые летят из темноты на свет.
– Интересно, есть здесь кто-нибудь еще, кроме них, кто мог бы явиться на этот праздник?
– Маловероятно.
– А как насчет Хьюго, этого странного морфенкинда, которого мы встретили в джунглях?
– О, Хьюго никогда не покидает своей глуши. Сомневаюсь, что он через пятьсот лет вообще способен найти дорогу из джунглей. Он так и кочует по лесам из одного пристанища в другое. Когда его нынешнее жилище совсем развалится, он отыщет что-нибудь еще. Так что о Хьюго можешь смело забыть. Ну, а насчет того, может ли прийти кто-нибудь еще, – честно говоря, не знаю. Точное число и местонахождение морфенкиндеров никому не известно. Я могу сказать тебе кое-что еще – если ты пообещаешь сразу же выкинуть это из головы.
– Я попытаюсь.
– Мы не все принадлежим к одной расе.
– Господи помилуй!
– Почему-то я заранее знал, что эта новость тебя ошеломит. Ты аж побелел. Послушай, это все ничего не значит. Так что не волнуйся. Потому-то я и не люблю преждевременно обременять тебя излишней информацией. Об остальных пока что предоставь заботиться мне. Оставь мне этот мир с его мириадами бессмертных хищников.
– Вы сказали: мириады бессмертных хищников?
Феликс рассмеялся.
– Я шучу.
– Надеюсь, что да.
– Именно так. Ройбен, тебя очень легко дразнить. Ты всегда подыгрываешь.
– Но, Феликс, разве не существует каких-нибудь общих правил для всего этого?.. Ну, чтобы все морфенкиндеры признавали тот или иной закон или?..
– Вряд ли, – с плохо скрытым недовольством ответил Феликс. – Но у наших соплеменников есть традиции. Я тебе только что говорил о традициях празднования Солнцеворота. В этот день мы дружелюбно принимаем своих – и горе тому, кто нарушит этот обычай. – Он немного помолчал и добавил: – Не у всех морфенкиндеров есть место, чтобы должным образом, как это будет у нас, отпраздновать сердце года. Так что, если кто-то присоединится к нам в Модранехт, мы обязательно примем его.
– Модранехт, – улыбнувшись, повторил Ройбен. – Никогда не слышал, чтобы так называли Йоль. Во всяком случае вслух.
– Но само слово ты знаешь, да?
– Ночь Матери, – с расстановкой произнес Ройбен. – Из истории англосаксов Беды Достопочтенного.
Феликс негромко рассмеялся.
– Ты не устаешь радовать меня, мой дорогой книгочей.
– Ночь Матери-Земли, – добавил Ройбен, смакуя эти слова, свои мысли и радость Феликса.
Феликс немного помолчал, а потом продолжил: