Волки на переломе зимы

Ройбен кинулся в свою комнату, чтобы переодеться. Побив все рекорды скорости, он принял душ, а потом оделся в парадный костюм – с помощью Лизы. Она вдела запонки в манжеты накрахмаленной сорочки и завязала на Ройбене черный шелковый галстук. Смокинг оказался действительно «как на него сшит» – Лиза не бросала слов на ветер. Обрадовался Ройбен и тому, что она приготовила для него черный поясной ремень, а не кушак-камербанд; их он терпеть не мог. Блестящие лакированные туфли тоже идеально подошли на ногу.

Когда появился Стюарт, Ройбен не смог сдержать смеха: настолько неуютно чувствовал себя его юный товарищ в роскошном вечернем костюме, который, впрочем, очень ему шел, отлично сочетаясь, как ни странно, с веснушками и курчавой шевелюрой.

– Ты растешь прямо на глазах, – сказал Ройбен. – Похоже, ты уже догнал Сергея.

– Неуправляемое деление клеток, – пробормотал Стюарт, – только и всего. – Он был явно взволнован. – Нужно отыскать моих друзей, монашек из школы и еще медсестер. И мою бывшую девушку… Когда я перестал скрывать свои вкусы, она грозилась покончить с собой.

– Знаешь, что я тебе скажу? Все так хорошо и красиво сделано, подготовлено столько всяких интересных и приятных вещей, что тебе вовсе незачем лезть из кожи. С твоей знакомой, надеюсь, все в порядке?

– О, да, – охотно ответил Стюарт. – В июне она собирается замуж. Мы с нею постоянно переписываемся по «мылу». Я уже помогаю ей выбрать свадебное платье. Может, ты и прав, и все будет весело?

– Вот и пойдем веселиться, – предложил Ройбен.

На первом этаже было уже полно народу.

Официанты метались между столовой и кухней. Стол был плотно уставлен первой переменой блюд – разнообразными горячими закусками, дымящимися блюдами мясных фрикаделек в соусе, фондю, нарезанными овощами, орехами, кругами французских сыров, финиками в сахаре. Посреди этого великолепия возвышалась огромная фарфоровая супница с тыквенным супом-пюре; рядом с нею со строгим видом, заложив руки за спину, стоял молодой официант, готовый в любой момент наполнить чашки желающим.

Сквозь гул голосов внезапно послышались трогательные и прекрасные звуки струнного квартета; мелодия «Зеленых рукавов»[7] сразу взяла Ройбена за душу. Он проголодался за день и уже успел осушить чашку густого вкусного супа, но музыка отвлекла его от еды. Ему очень захотелось увидеть игравший в павильоне оркестр. Ему давно уже не доводилось видеть и слышать вживую столь большой оркестр, и потому он начал пробираться к выходу.

Неожиданно к нему подошел Тибо и сообщил, что ему поручено отыскать Ройбена и привести к Феликсу, чтобы они вместе встречали гостей при главном, восточном входе в павильон.

– Вы ведь не откажете ему в помощи, верно? – осведомился Тибо, отлично чувствовавший себя в вечернем костюме.

– А как же Лаура? – шепотом спросил Ройбен, когда они ввинтились в толпу. – Почему вы не с нею?

– Лаура решила сегодня вечером побыть одна, – ответил Тибо. – Уверяю тебя, с нею все в порядке. Будь у меня хоть какие-то сомнения, я остался бы с нею.

– Вы хотите сказать, Тибо, что с нею уже случилась трансформация?

Тибо молча кивнул.

Ройбен резко остановился. Похоже, он все это время питал тайную, ничем не подкрепленную, как это бывает у детей, надежду на то, что Лаура все же не трансформируется, что Хризма почему-то не сработает, что Лаура навсегда останется Лаурой! Но Хризма сработала. И трансформация наконец свершилась! На него вдруг нахлынуло волнение. Ему очень хотелось оказаться рядом с Лаурой.

Тибо совсем по-отечески обнял его за плечи.

– Она сама решает, как и что ей делать. И нам не следует препятствовать ей. А теперь пойдем. Ты действительно нужен Феликсу.

Они вошли в павильон. По нему уже прогуливались несколько десятков человек, и официанты разносили кофе и напитки тем, кто успел устроиться за столами.

Маргон (волосы он собрал в хвост, перетянутый тонким кожаным шнурком) сопровождал в сторону вертепа миниатюрную женщину – Баффи Лонгстрит, мать Стюарта. Баффи в туфлях на высоких каблуках, в коротком маленьком черном платье без рукавов, сверкающая бриллиантами, походила скорее на начинающую кинозвездочку, нежели на мать взрослого сына, который приветствовал ее распростертыми объятиями. Фрэнк Вэндовер отвесил ей светский поклон и обратил на нее все свое голливудское обаяние, что, похоже, привело ее в полный восторг.

Неожиданно гул разговоров перекрыли детские голоса, запевшие вдохновенный хорал «Падуб и плющ». Ройбен застыл на месте, чтобы не упустить ни звука, почти не замечая того, что все присутствующие тоже повернулись к хору. Вскоре к детям присоединился взрослый хор; это удивительно стройное и мощное пение не нуждалось сейчас в помощи дожидавшегося своей очереди оркестра. Вблизи от хора одиноко стоял у стола Фил. На его лице было то же самое восхищение, которое Ройбен заметил, когда недавно приехал из города.

Но сейчас у него не было возможности подойти к Филу.

Феликс стоял перед широким восточным входом в павильон и приветствовал всех и каждого. Ройбен поспешил занять место рядом с ним.