— «...Смерть наступила в результате отравления сильнодействующим ядом, который, возможно, был принят с дымом выкуренной папиросы».
— Папиросы?! — ошеломленно переспросил Турантаев. Он подошел к столу, выдвинул ящик, достал из него портсигар. — Проверить вот эти... — раскрыл портсигар, положил его на стол.
— Почему именно эти? — живо заинтересовался Вагин.
— На допросе он попросил закурить. Я же не курю, ну и подсунул ему его же портсигар.
— И не проверяя можно сказать — отравлены. Тут вы, Айсен Антонович, маху дали.
— Но позвольте! — вмешался капитан Оллонов. — Что ему, ампулы было мало?
— Ампулы, Николай Спиридонович, ему было вполне достаточно. А папиросы предназначались совершенно для других. Так что, по-моему, все логично.
— А ведь я у него тоже закуривал, когда мы его брали. Я, правда, не курю, так, для предлога...
— Вот вы сказали, Борис Иванович, все логично, — хмуро проговорил Турантаев. — По-вашему, логично и то, что я, старый дурак, не учел такой простой вещи?!
— Напрасно терзаешься, — остановил его Вагин. — Я уже как-то говорил, что это могло произойти с каждым. Все мы люди, и никто из нас не застрахован от ошибок. Всего никогда не предусмотришь. Так что лучше бери бумагу и выноси постановление. Пускай исследуют папиросы. Задали мы работенки экспертам. — Вагин улыбнулся. — А пока побеседуем с геологом.
Турантаев созвонился с Иваном Александровичем Орешкиным и пригласил его к себе. Минут через десять Орешкин вошел в кабинет. Поздоровавшись, он весело улыбнулся:
— Ну-с, чем могу служить?
— У нас к вам, Иван Александрович, очень важное дело, — усаживаясь рядом с геологом, начал Вагин. — Дело государственной важности. Мы располагаем точными данными, что вашей экспедицией и лично вами заинтересовалась одна иностранная разведка.
— Вот как! А я, признаться, о случае с бланком уже забыл. Правда, я понимаю, что наша работа кое-кого может заинтересовать. И насколько я догадываюсь, вам об этом сообщил Павел, — он с гордостью посмотрел на полковника.
— Что же, — Вагин помолчал секунду, как бы собираясь с мыслями. — Об этом мы, действительно, узнали от человека, которого вы назвали Павлом.
— Что? Как вы сказали?! Назвал Павлом? — изменившимся голосом зачастил Орешкин.
— Вот именно. Тот, кто выдает себя за Павла, на самом деле... — шпион.
— Это какое-то недоразумение. Кроме Павла, у меня никого не было. И никто за него себя не выдавал.
— Иван Александрович, вы меня не поняли. Мы знаем, что кроме человека, которого вы приняли за племянника, к вам никто не приезжал. Но это не племянник ваш, не Павел, а иностранный разведчик.
— Ничего не понимаю, — Орешкин растерянно смотрел на присутствующих.
— Иван Александрович, — вмешался Турантаев, — посмотри вот эти фотоснимки и скажи, кто это.
Орешкин мельком взглянул на фотокарточки.
— А что тут смотреть? Павел это.
— Вот тут, Иван Александрович, и весь фокус. Дело в том, что вот здесь сфотографирован действительно ваш племянник Павел, а вот на этом снимке — тот, кто нами арестован как шпион, как агент иностранной разведки. Его-то вы и приняли за Павла.
Слушая, Орешкин несколько раз порывался закурить, но вспомнив, что никто из присутствующих не курит, воздержался. Однако Вагин заметил с загадочной улыбкой:
— А вы не стесняйтесь, закуривайте.
Геолог достал из кармана позолоченный, с вмонтированной зажигалкой, портсигар, размял папиросу пальцами и прикурил.
— Разрешите и я одну испорчу,— протянул руку капитан Оллонов. Вагин и Турантаев переглянулись. Закурив, Оллонов повертел портсигар в руках.
— Точно такой же, как и у этого, — кивком головы он показал на дверь.
— Это же он мне и подарил.
— Позвольте, Иван Александрович, я его сравню с тем.
— Пожалуйста.
У себя в кабинете Оллонов открыл сейф, достал изъятый у шпиона портсигар, переложил в него папиросы Орешкина, вернулся и отдал портсигар геологу.
— Копия того. Разрешите, товарищ полковник, выйти, дело неотложное есть.
Оллонов позвал Черенкова в фотолабораторию и показал ему портсигар.
— Будешь помогать мне. Я буду разбирать, а ты запоминай, какая деталь откуда.
— Но вы его уже потрошили!
— Это другой. Я его только что у Ивана Александровича взял.
— Понятно.
Оллонов достал перочинный ножичек с большим набором инструментов и принялся за дело. Отвернув два шурупа, на которых крепилась верхняя крышка, он легко разделил портсигар на две части. После этого вгляделся в отверстие в месте крепления зажигалки. Не обнаружив ничего подозрительного, он стал вынимать зажигалку, раскладывая миниатюрные детали по очередности их извлечения. Вскоре в его руке оказалась зажигалка, из донышка который торчал тонкий, с волосок, проводок.
— Видишь? — шевеля шилом проводок, спросил капитан. — Как ты думаешь, каково его назначение?
— Если он есть, то, наверняка, нужен, — уклончиво ответил Черенков.
— Точно, — засмеявшись, согласился Оллонов. — Это ведь не просто портсигар, а портсигар-фотоаппарат.
— Фотоаппарат? Что-то на кино смахивает...