Волки не дремлют

День выдался солнечным, тихим. Около десяти часов утра с книгой под мышкой Павел вышел из дому. Он шел по улице и думал о Яне. Чем больше приглядывался он к ней, тем больше она ему нравилась. Павел хотел ускорить день свадьбы. Он уже несколько раз говорил ей об этом. Просил, уговаривал, рисовал ей счастливую совместную жизнь, но каждый раз получал один и тот же ответ: рановато, надо получше узнать друг друга.

Задумавшись, он не сразу обратил внимания на знакомую фигуру, показавшуюся из-за угла Дома культуры, узнав лейтенанта Черенкова, прибавил шагу.

— Юрий Васильевич, салют! — Павел поднял кверху руку и, широко улыбаясь, подошел к нему.

— О! Павел Ильич! Приветствую, приветствую. Ну как наше ничего? Все штудируем? — он кивнул на книгу, обнял Павла и, сам того не ожидая, на левом его боку, под рубашкой нащупал пистолет.

— А это что у тебя? — продолжая прижимать оружие и глядя Павлу прямо в глаза, строго спросил лейтенант. Павел вздрогнул, но тут же справившись с собой, как ни в чем не бывало ответил:

— Пистолет. Трофейный пистолет. Иду в милицию сдавать.

— Да-а? А зачем это ты привязал его под мышкой. А ну-ка, покажи. — И, не дожидаясь согласия, быстрым движением сунул руку Павлу за пазуху, отстегнул пистолет от ремня и, осмотрев, свистнул: — Гляди-ка ты, еще и бесшумный! Придется разобраться. Сам понимаешь: служба, — и Черенков, как бы извиняясь, развел руками.

— Вы... Вы что, Юрий Васильевич, серьезно?

— А ты как думал? Вполне. Не виновен — отпустим, а сейчас прошу пройти со мной. Да не вздумай шуметь, как-никак нас двое.

Павел быстро обернулся:

— Николай Спиридонович!

— Мы собственной персоной, — с веселой иронией прогудел Оллонов. — Юра, это что за игрушка у тебя в руках?

— Да вот у Павла одолжил. Говорит, шел в милицию, чтобы сдать.

— В милицию? Но она же вон где, — Оллонов показал рукой в противоположную сторону. — Тут надо уточнить.

— Вот и я об этом толкую.

— Пожалуйста! — дружелюбно улыбнулся Павел. — Уточняйте. Только это напрасная трата времени. А потом...

— Ничего не попишешь, — перебил его Оллонов, — пошли, дружок.

Через десять минут они входили в кабинет майора Марченко. Увидев подполковника Турантаева и с ним незнакомого человека в штатском, Павел наигранно улыбнулся, поздоровался.

— Айсен Антонович, что же это получается? Я как раз шел в милицию, чтобы сдать, а меня... того, Юрий Васильевич и Николай Спиридонович сюда привели.

— Кого сдать? — спокойно осведомился Турантаев.

— Вот эту штучку, — Черенков положил пистолет на стол, — только он, товарищ подполковник, почему-то шел в другую сторону. Да и пистолет был спрятан.

— Замечтался, вот и шел, — поспешил пояснить Павел.

— Занятная вещичка. Даже с трубой! Борис Иванович, поглядите-ка, — обратился Турантаев к человеку в штатском. Потом он повернулся к Орешкину. — И вы, Павел Ильич, разумеется возмутились, что вас задержали?

— Да нет, почему же? Я понимаю: они на службе, — Павел поочередно взглянул на Оллонова и Черенкова. — У меня к ним претензий нет...

— И очень хорошо, что нет.

— Но я хотел бы сразу внести ясность и положить конец этой истории... — начал было Павел.

— Не беспокойтесь. Уверяю вас: разберемся. А пока присядьте, — Турантаев показал на диван. — Я скоро освобожусь и мы поговорим. — Он положил в ящик стола пистолет и склонился над какими-то документами.

Павел с независимым видом опустился на предложенное место и, чуть склонив набок голову, стал ждать.

Однако Турантаев с беседой как будто не спешил. Он медленно, даже слишком медленно, как думалось Павлу, читая документы, подписывал их и, казалось, о его присутствии совершенно забыл. На самом же деле, возясь с бумагами, подполковник думал именно о нем. Он горел желанием немедленно приступить к допросу, как можно скорее выяснить интересующие чекистов вопросы, но не начинал беседы, давая понять задержанному, что тот его мало интересует.

В это же самое время майор Марченко в присутствии хозяев квартиры и двух комсомольцев, приглашенных в качестве понятых, производил обыск и осмотр личных вещей Павла.

Просматривая вещи и отбирая те из них, что заслуживали внимания, он то и дело встречался взглядом с убитой горем Яной. Она стояла тут же, скрестив на груди руки, не в состоянии осмыслить происшедшее.

Закончив осмотр и обыск, Марченко оформил протокол и, сложив вещи в принадлежащий Павлу небольшой чемодан, извинился перед хозяевами, направился к выходу. Когда он уже спускался по лестнице, его окликнула Яна.

— Иван Петрович! Подождите... — простонала она. — Умоляю вас, скажите, что все это значит? Что произошло? — голос ее срывался и дрожал, на ресницах сверкали слезы.

— Яна, успокойся, — Марченко взял ее за локоть, — и умолять меня не надо. Я тебе все расскажу. И там бы рассказал, в квартире, но, посторонние... Успокойся и крепись.

— Скажите, Паша что-нибудь... натворил? Провинился в чем?

Марченко покачал головой.

— Тогда как это все понимать?

— Видишь ли, Яна, — Марченко крепко сжал ее локоть, — это вовсе не Павел...

— Как?! — вскрикнула она и попятилась назад. — Я... я ослышалась?