Волкодав перехватил кулак, устремившийся ему в лицо, и слегка провел детину вперед, помогая потерять равновесие и опереться подмышкой на выставленное плечо. И отправил возчика мимо себя в проход между лестницей и столами, хорошенько приложив об пол. В бою он, пожалуй, грохнул бы парня о ступени и наверняка сломал ему спину, но нынче боя не было – обычная потасовка. Ему случалось подрабатывать вышибалой в придорожных корчмах. Местные драчуны довольно быстро усваивали, что кулаками махать лучше где-нибудь в другом месте. Хотя ни одной проломленной головы на его счету не было.
Волкодав по-прежнему держался у лестницы, решив ее постеречь. И правильно сделал: спустя некоторое время поверженный возчик зашевелился на полу и начал вставать. И не просто вставать. Рука его упорно тянулась к ножнам на поясе.
Удивительное дело, вздохнул про себя Волкодав, ну почему большинство людей воображают, что делаются вдвое значительней и грознее, стоит им схватиться за нож?.. Волкодав успел бы убить парня тридцать три раза, пока тот вставал. Причем голыми руками. Ладно, пусть идет, ежели ума нет….
И тот пошел, безбожно ругаясь и – как казалось ему самому – очень умело метя снизу вверх нешуточных размеров ножом. Вот такие детинушки и творят в пьяном угаре неведомо что. А когда улетучивается хмель и настает пора отвечать, ревут белугой и сами ужасаются собственным лиходействам. Которых и припомнить-то толком не могут. А жалостливый народ с готовностью роняет слезу и просит судей не брать греха на душу, не губить саженное «дитятко», молодость его пожалеть, не бесчестить родительские седины.
Положим, тот, связанный наверху, успел бы сцапать служанку…
Увечить громилу Волкодав все же не стал, хотя и считал, что следовало бы. Он выгнулся в сторону, уходя от удара (а был бы не так проворен, получил бы все шесть вершков железа прямо в кишки), после чего перегнул парню локоть и подхватил выпавший нож. «Черно-белая ласточка пьет на лету из горной реки». Возчик взвыл от боли и попытался достать венна кулаком, но короткое движение обеих рук вновь угомонило его на полу. Теперь уж надолго.
Волкодав снял с пришибленного возчика пояс и забросил его наверх лестницы, откуда уже неслось неразборчивое рычание связанного. Венн видел, как из потемок коридора выглянула бледная растрепанная служаночка и забрала ремень. Интересно, сколько поясов она соберет, покамест наконец не явятся стражники. Или они не всюду поспевали так споро, как тогда в мастерскую Вароха, за мнимым Жадобой?..
Он судил несправедливо. Едва он успел подумать о стражниках, как они с топотом ввалились внутрь через кухню: видимо, с улицы, по которой они прибежали, так было быстрей. Их примчалось не меньше десятка, все молодые, крепкие и настроенные решительно. Гуляк вынесло во двор, точно волной. Волкодав проводил глазами тех и других и подумал, что теперь уже дело как-нибудь завершится и без него. Он повернулся ко всходу, собираясь подняться наверх и проведать, как дела у троих лекарей… И остановился, холодея от самого настоящего страха. Драка ненадолго отвлекла его; а вдруг там… а вдруг Мыша уже…
В это время со двора послышались крики. В криках звучала злоба и боль, и Волкодав оглянулся. Выкрики сопровождались громкими хлопками, которые мог производить только кнут. Кнут, заносимый многоопытной и умелой рукой. Волкодав нахмурился. Потом мрачно сжал зубы и пошел на крыльцо. Кнутов он очень не любил. И когда под кнутом кричат – тоже.
Во дворе действительно оборонялся один из пьянчужек. Взятый стражниками в кольцо, возчик не подпускал их к себе, стращая тяжелым длинным бичом из тех, что даже на щите оставляют отметину. Пьяный или трезвый, владел он им как собственной рукой. Стражники, конечно, могли бы смять его числом, но для этого кто-то должен был шагнуть первым. И получить как следует. Кровавую полосу через все брюхо, если не выбитый глаз. Все это понимали, и желающих было немного. Вот отскочил в сторону Аптахар и тяжело сел наземь, ругаясь по-сегвански и по-сольвеннски: на его штанине возле колена проступила кровь. Авдика тоже помянул волосатые Хегговы шульни и кинулся было мстить за отца, но граненый конец кнута тут же разорвал рубашку на его боку. Молодой сегван закричал в голос и, упав, поспешно откатился прочь. Аптахара и Авдику Волкодав считал своими друзьями. Не особенно близкими, но все же. Он увидел, как один из стражников поднял с земли лук и потянул из тула стрелу.
Волкодав молча пошел вперед, и стражник опустил лук, а остальные заинтересованно обернулись. Возчик явно способен был снять кнутом слепня с уха любого из своих упряжных коней, не потревожив при этом ни шерстинки. Стегал ли он когда-нибудь самих коней, подумал Волкодав. Нет, вряд ли. Наверное, он их любил и берег. В Самоцветных горах надсмотрщики, случалось, тоже баловали приблудившуюся живность…