Волкодав (СИ)

Заметив, как напрягся его оппонент при упоминании севрюка, Бахчисарай, видимо поймав в голове очередную гениальную идею, снова растянулся в улыбке. То, что сам же и рассказал татарину о том, что Курск не один, Ваня так и не заметил.

— Да, но я не только видел его. — Решил поиграть с загнанной жертвой Крым. — В любом случае, в его нынешнем состоянии он гораздо более полезен для меня, нежели до этого.

По телу Орла снова прошёлся холодок, а затем он, задрожав, ощутил, как в нём поднимается ярость.

— Ты лжешь, он жив! — Резко выхватив из ножен саблю, Ваня бросился на врага. Но, прежде, чем он успел хотя бы ранить Крыма, его порыв был остановлен быстрым и мастерским блоком татарина.

— Поймай меня, если сможешь. — Усмехнулся Бахчисарай, отражая шквал атак Вани и всем своим видом показывая, что для него это не полноценная битва, а так, развлечение.

Орёл вкладывал в каждый удар всю свою силу, мощь, ловкость — словом, всё то, что так упорно воспитывал в нём Глеб. Но он был ещё неопытен и, конечно, составить конкуренцию знаменитому хищнику степей не мог. А потому все старания парня были по сути тщетными, но сам он этого не замечал — ярость и месть застилали ему глаза.

А вот Крым продолжал веселиться: он находил такое сочетание решительности и неуклюжести, как у Орла, весьма интересным. Более того, оно даже напомнило ему его самого несколько столетий назад.

Словно вспомнив что-то плохое, Крым, замешкавшись на несколько секунд, не успел вовремя поставить очередной блок. Последствия не заставили себя долго ждать: когда кончик сабли Вани царапнул его по щеке, Бахчисарай одним лишь взглядом показал своему оппоненту, насколько это его действие было лишним.

А потом татарин просто перестал сдерживаться. В ход пошло не только мастерское владение саблей, но и идеальные движения самого тела, и опыт, позволявший предугадать выпады ещё такого предсказуемого соперника, как Орёл.

И, когда спустя десяток с чем-то минут, Ваня, потеряв сознание от боли, рухнул к ногам победителя, Крым понял, что его игра, к сожалению, закончилась слишком рано.

Обведя взглядом разорённые и горящие улицы, татарин остановил его на крепости. Он уже вошёл во вкус и заканчивать на полпути был не намерен.

Бахчисарай покинул город поздним утром — только после того, как оставил после себя лишь обгорелые развалины ещё совсем молодого главного города Вани. Сам же Орёл, всё ещё не приходя в себя, ехал в татарском войске на север.[2]

Туда, где Калуге, будущей жертве Крыма, ещё только предстояло пасть под его ударами.

Туда, где лежал сам центр царства и Москва, в которую Орёл так и не доставил своих вестей.

21 мая 1571 года, г. Чугуев.

Военный совет в этот раз длился куда меньше, чем в день приезда Белгорода. Курск, видимо, всё ещё находясь под влиянием обстановки, говорил быстро, чётко и по делу, а потому все его слова и здесь звучали приказами.

— Пропускать Бахчисарая внутрь страны нельзя. — Сосредоточившись на проблеме, говорил севрюк. — А потому, если он сам не хочет показываться нам и, возможно, пошёл обходной дорогой, нам следует изучить окрестности.

— А почему ты думаешь, что Крым всё-таки здесь? — Вернулся к начатому на улице Воронеж. — Почему ты не рассматриваешь вариант того, что твой, прости Господи, брат нас обманул?

Молчавший до этого Белгород заметно напрягся и посмотрел на Вадима тяжёлым взглядом.

— Ну ты сам посуди, — продолжил брюнет, — является к нам неизвестно откуда, едва ли не ночью, имеет при себе чисто ордынскую саблю, заявляет о том, что видел Крыма… Что, только мне это показалось подозрительным? Я-то поверил потому, что ты, Курь, уж больно яро его защищал и вообще ручался за него, но, по честноку, ты же и сам не видел его с его детства. А уж чем он жил и вовсе не знаешь. А о том, что он самый что ни на есть шпион, не думал?

Курск молчал. Он сидел во главе стола и, подперев одной рукой голову, вспоминал о том, что именно это же говорил ему и Орёл несколькими днями ранее. Взгляд его гулял по горнице, но чаще всего возвращался ко вновь обретённому брату. А что, если Воронеж прав?

— Эй, ты, — заметив сомнения Курска, начал взбешённый Белгород, — сам замолкнешь или мне тебе помочь? Я прекрасно понимаю, как я выгляжу со стороны, но, тем не менее, я прошу верить мне! Я говорю правду и ничего кроме неё, ведь у меня, в отличии от некоторых здесь присутствующих, — он специально повернулся к Воронежу и, плюясь словами, словно ядом, продолжил, — есть свои принципы и правила поведения, и, более того, я намерен соблюдать их до самого конца. Что Крым где-то близко, я больше, чем уверен, но, так как мне одному он точно не под силу, я и приехал к вам.

Морша и Елец молчали, иногда переглядываясь. Признаваться, что они думали также, как Вадим, они не решились.