Волкодавы СМЕРШа. Тихая война

Коменданта станции он после недолгих поисков обнаружил в уцелевшем крыле разрушенного бомбой здания станционной управы. Ну, или вокзала – пойди пойми, как это строение у тружеников НКПС правильно называется? Точнее, то, что от него осталось. В крохотной комнатушке, несмотря на жарко натопленную печку-буржуйку, гулял, таская по вышарканному полу обрывки каких-то бумаг, морозный сквозняк. Единственное окно с вынесенной взрывной волной рамой было наспех забито фанерой и задрапировано плащ-палаткой, но это помогало плохо. Тем более что двери в кабинете не наблюдалось вовсе. Замотанный железнодорожник с красными от хронического недосыпания глазами, выслушав особиста, поначалу стал было сетовать на отсутствие транспорта. В смысле, от слова «совсем». Но Гулькин лишь пожал плечами, ровным голосом повторив требование. А заодно ладонь на клапан кобуры положил – абсолютно случайно, разумеется. Просто раненая рука от холода снова неметь стала, вот и нашел, обо что опереться.

Стушевавшийся комендант, тяжело вздохнув, только обреченно рукой махнул. И, пробормотав под нос классическое: «Что ж вы меня все без ножа режете, товарищи дорогие?», протянул подписанный невнятной закорючкой путевой лист и сообщил, где можно найти автомашину. Правда, при этом он попытался отправить вместе с ними какой-то груз вместе с сопровождающим – «товарищ сержант госбезопасности, так тут ведь совсем недалеко! Ну, войдите же в положение, от себя ведь машину отрываю! Буквально два километра! Сгрузите по дороге – и до вечера полуторка в полном вашем распоряжении!». Но тут уж Сашка встал в позу: мол, какой еще груз, если у него с собой пленные?! Которых ждут не дождутся в контрразведке. А если кое-кто пытается этому помешать, так стоит еще разобраться, с какой именно целью? Договорились, одним словом…

* * *

Полуторку нещадно трясло, швыряя из стороны в сторону на разбитой танковыми гусеницами дороге. Ледяной ветер бросал в ветровое стекло пригоршни мелкого колкого снега. В кабине, несмотря на невысокую скорость, было ощутимо холодно – дуло, как показалось Александру, буквально отовсюду. Особенно доставал мощный морозный поток со снегом из щели между приподнятой створкой лобового стекла и капотом: несмотря на то, что шофер протирал его соленой водой из бутылки, от запотевания и обмерзания это помогало слабо, практически никак[14]. Так что приходилось действовать проверенным способом, выхолаживая и без того неотапливаемую кабину. Впрочем, едущим в кузове приходилось еще хуже, несмотря на брезент, которым они прикрылись от ледяного ветра. Как бы пленных не поморозить. Хотя нет, глупость подумал: ничего с фрицами не станет. Летные комбинезоны у них теплые, не на такой мороз рассчитаны.

Устроившись со всем возможным комфортом, подняв воротник и не обращая внимания на холод и тающий на коленях снег, Сашка уставился в окно. Благо там имелось на что поглядеть. По обочинам дороги застыла занесенная снегом брошенная немецкая техника. Уже виденные на станции танки, автомашины, броневики, орудия. В основном – битые и горелые и оттого, видимо, не представляющие особого интереса для трофейных команд. Потом, когда фронт отойдет на сотню-другую километров и здесь будет глубокий тыл, все это мертвое железо погрузят на платформы и отправят на переплавку – стране нужна высококачественная сталь. Но пока, как минимум до весны, все эти угловатые панцеры с черными отпечатками тактических знаков уже не существующих дивизий на порыжевшей от огня броне, искореженные взрывами грузовики и бронетранспортеры, уткнувшиеся стволами в землю пушки так и будут стоять здесь немым напоминанием о недавнем советском контрнаступлении.

Трупы гитлеровцев тоже никто не убирал, и их практически полностью занесло, лишь кое-где из снега торчало колено, вымазанная белилами каска или скрюченная рука, серо-желтая, костлявая, уже успевшая обветриться. Пару раз Гулькин заметил фрицев, валявшихся прямо на дороге: во время наступления их не скинули в кювет, а потом, после прохождения армейских колонн, это уже просто не имело смысла. Намертво вбитые гусеницами в промерзшую землю, раскатанные вровень с грунтом, они уже ничем не походили на людей. Равно как не вызывали и никаких эмоций: за эти полгода Александр уже слишком много узнал, чтобы позволить себе подобную роскошь. Сейчас все они были просто ВРАГАМИ. Смертельно опасными солдатами, опытным, прекрасно подготовленным противником, но не ЛЮДЬМИ. Наверное, когда-нибудь потом, когда они закончат эту войну, они вспомнят о том, что они тоже люди, человеки, но не сейчас. Пока – рано…