– Ну так чего решил, селянин, впустишь? А то я ведь не один такой, трое нас, и все при оружии. Не дезертиры какие, чай, – и выдал еще одну «домашнюю заготовку»: – Немцев-то уж который день как погнали, так что советская власть в районе. Впускай или стреляю! Не имеешь права красноармейцу в помощи отказывать! Ну?
– Погоди, сейчас открою. Только оружие убери, гляди не пальни сдуру!
Александр напрягся, готовясь к любым неожиданностям, которых, впрочем, не последовало. Дверь со скрипом приоткрылась, и в проеме возник мужик в накинутом на плечи тулупе. В руке он держал плошку с прилепленным к донышку свечным огарком; дрожащий огонек едва освещал покрытое многодневной щетиной немолодое лицо. Несколько показавшихся бесконечно долгими секунд он разглядывал одетого в маскхалат Гулькина, затем удивленно охнул, рефлекторно отпрянув назад:
– Ох ты ж…
– Не дури, дядя, сказал же – свои, – ослепив незнакомца светом внезапно включенного фонаря, Александр одним движением ввинтился в узкую щель. Отпихнув мужика в угол сеней, пахнущих печным дымом и застарелой прелью, отпрянул в противоположную сторону, так, чтобы одновременно контролировать и его, и ведущую в хату дверь, которую тот автоматически прикрыл, выходя из натопленной комнаты в холодные сенцы. Вскинул автомат. – Военная контрразведка, при оказании сопротивления – стреляю на поражение. Руки на виду держи, ну?
Убедившись, что ошарашенный неожиданным напором человек, моргая ослепленными глазами, выполнил распоряжение, громко добавил, теперь обращаясь к тем, кто находился внутри:
– Никому не двигаться, дом окружен! Оставаться на местах, оружие в руки не брать! Всем слышно? Один выстрел – и бросаю гранату!
В помещении что-то упало, металлически грюкнув об пол. Винтовку, что ли, кто уронил? Несколько секунд напряженной тишины, и срывающийся голос прокричал, в следующий миг потонув в судорожном кашле:
– Товарищи! Не стреляйте, пожалуйста! Свои мы, свои, советские! Только не стреляйте, очень прошу! Мы не сопротивляемся!
– Оружие, у кого имеется, на пол, отбросить от себя! – рявкнул Сашка, решив, что больше можно не сдерживаться. Заодно и мужики на улице услышат, наружную дверь-то он не закрывал. – Самим тоже на пол, встать на колени, руки за голову! Ты – тоже в комнату, – ухватив «пленного» за плечо, осназовец пихнул его вперед. – Делай, что сказано! Ну!
Полуобернувшись в сторону курящегося паром входа, – в избе оказалось прилично натоплено, – коротко скомандовал:
– Костя, на месте! Окна держи! Витька, заходи, можно. – И добавил себе под нос, ощущая, как спадает чудовищное напряжение нескольких крайних секунд: – Вот сейчас и поглядим, кто тут свои, а кто не совсем…
Глава 12
Углы комнаты, одной их двух в избе, терялись в темноте. Никакого освещения, кроме двух оплывших свечей, у временных «квартирантов» не имелось, и Гулькин мельком пожалел, что не догадался одолжить у Степана Фомича керосинку. Может, послать за лампой кого-то из ребят? Хотя глупость, конечно, – только не хватало ночью по деревне шастать, лишнее внимание привлекать. Собаки у местных точно есть – пока сидел с Витькой на чердаке, слышал ленивый брех. А к собакам человек их профессии относится двояко: порой они лучшие друзья и верные товарищи, а порой – наизлейшие враги. Если уж всполошатся, всю деревню разбудят. Ладно, как-нибудь фонариками обойдутся, до утра не так уж и далеко.
Пленные – никакого иного определения для «незнакомцев» Сашка так и не придумал, предпочтя пока называть их именно так, – сидели возле стола, сложив руки перед собой. Все четверо. Поскольку пятый сидеть не мог по определению: старик не ошибся, он и на самом деле оказался ранен. Два пулевых, одно в бедро, другое в предплечье. За прошедшие дни раны загноились, и сейчас человек метался на кровати в горячечном бреду, укрытый стеганым солдатским ватником и армейским полушубком.
Насколько понял Александр из первых сбивчивых объяснений, именно он и являлся в отряде старшим, перед формированием батальона ополчения занимая должность третьего секретаря горкома партии. В рабочем батальоне, соответственно, стал комиссаром – военное руководство добровольческими подразделениями осуществляли кадровые командиры РККА. Собственно, именно поэтому они и задержались в деревне: идти и дальше с тяжелораненым на руках было попросту невозможно. Ему еще достало сил довести их до этой деревеньки, но в тепле его окончательно развезло, и раненый впал в беспамятство. Поскольку продолжать путь без комиссара никто не решался, остались здесь. Состояние раненого по понятным причинам не улучшалось, и они как раз решали, как поступить дальше, но вмешался случай в лице неожиданно появившихся осназовцев…