Волкодавы СМЕРШа. Тихая война

Ну, и четвертый, тот самый, что ему дверь открывал. Александр Лапченко. Тезка, значит. Далеко за сорок, старше его только мечущийся в бреду раненый комиссар. Среднего роста, коренастый, волосы темные, обильно тронутые сединой. Лицо самое обычное – такими на плакатах рисуют передовиков производства, всяких там перевыполнивших пятилетний план бригадиров или почетных мелиораторов. Простое рабочее лицо. Одет во все гражданское – заправленные в валенки темные штаны, потерявший былой вид вытянутый свитер, в нескольких местах прожженный. Из горловины выглядывает ворот косоворотки, некогда светлой, но сейчас бурой от грязи и въевшегося пота. Руки? Да тоже самые что ни на есть обыкновенные. Разве что выцветшая татуировка «Саня» между большим и указательным пальцами. Наколка явно непрофессиональная, из числа тех, которыми пацаны балуются. Было время, сам подобную набить хотел, хорошо, ума хватило этого не делать – представил реакцию матери и отца и вовремя передумал. Взгляд усталый и тревожный; веко левого глаза едва заметно подергивается: возможно, последствия недавней контузии, нужно будет спросить. Пусть будет «рабочий».

Так, и с кого начать? Может, с этого, который с «неправильным» взглядом? Нет, рано, пусть пока посидит, расслабится. Или наоборот, накрутит себя еще больше. Но и затягивать не нужно, чтобы не подумал, что вызвал какие-то подозрения и его напоследок оставляют. Вторым или третьим пойдет. А начнем, пожалуй, со «студента». Поскольку, чует сердце, долго с ним разговаривать не придется – сам все выложит, разреши только рот раскрыть…

– Итак, граждане, мои документы все видели, потому, кто мы такие, вам известно. А теперь давайте, так сказать, выяснять, кто ВЫ такие. – Гулькин взглянул на Паршина. – Костя, бери этих троих – и в дальнюю комнату, дверь поплотнее затвори. Сам с ними останься, Макс у дверей с этой стороны. Витя, ты со мной, поможешь. – Карпышева Сашка специально оставил при себе, прикинув, что его детдомовский опыт и какое-никакое знание местных реалий может оказаться полезным.

– Встаем, граждане, встаем, не теряем времени…

Выложив перед собой блокнот и приготовив карандаш, Гулькин пододвинул поближе свечу. Вторую установил так, чтобы хоть как-то видеть лицо сидящего напротив человека. Света, конечно, маловато, но ничего, справится.

– Ну, что ж, гражданин Карпович, рассказывайте. Кратко, без лишних подробностей. Кто таков, откуда, где оружие взял, что делал, отчего документов не имеется? Повторяю, кратко. Если понадобится, сами уточним. Врать и юлить не советую, говорите честно, сами понимаете, доберемся до своих, пойдете на фильтр, там все еще раз проверят. Понятно?

– Понятно, товарищ лейтенант… то есть простите, товарищ сержант государственной…

– Просто отвечайте на вопросы. Кто, откуда, где – и так далее. Коротко и по существу.

– Виноват… – с готовностью закивал тот. – Карпович Михаил Иосифович, аспирант. Младший научный сотрудник горного института. Комсомолец. В октябре записался в народное ополчение, второе формирование, в добровольческий рабочий батальон имени товарища…

Выслушав сбивчивый рассказ, Александр кивнул, перевернув исписанный убористым почерком лист:

– Допустим. Проверим. А теперь расскажите про ваших товарищей. Если имеются какие-то подозрения, наблюдения – и все такое прочее, говорите прямо. Готовы?

– Д… да!

– Слушаю…

* * *

– Ну, как он тебе? – Сашка поморгал, с силой зажмуривая веки. Может, и хрен бы с ними, с теми собаками? Одолжили б у деда керосинку, и не пришлось глаза напрягать? А ведь это он только с одним поговорил, впереди еще трое. Причем вполне может оказаться, что другие покрепче этого будут.

– Не врет, – безапелляционно мотнул головой товарищ. – Однозначно. Я за ним весь разговор наблюдал, так что твердо уверен. Он хоть и научный аспирант, но простой, как топор. А вот остальные? Поглядим.

Понизив голос практически до едва слышного шепота, Виктор продолжил:

– Ты, кстати, насчет этого, Залесский который, чего думаешь? Подозрительно мне, что он единственный к ним по дороге прибился. Как бы засланным не оказался, а?

– Не понравился он мне, – кивнул Гулькин. – Взгляд неправильный.

– Взгляд? – удивился Карпышев. – Ну, я про взгляд ничего не скажу, командир, не обратил внимания. Меня другое смутило.

– Что?

– Первое – у тех двоих гимнастерки вовсе без петлиц, а у него имеются, причем полевые. Да и форма не такая заношенная плюс сидит нормально. Знаки различия сорваны, ткань ворсится. Вот на это, Саш, я внимание и обратил. Со слов этого очкастого – он кадровый, из плена бежал, а вот мне что-то не сильно верится. Ты его обувку видел? В валенках он, а валенки только после наступления морозов выдавали. С середины ноября примерно. Это когда ж он в плен попал?

– Ну, у других-то тоже валенки есть, хоть и не у всех, – пожал плечами Гулькин.