Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)

А правда заключается в том, что после смерти в 1870 го­ду доктора Бланка в Кокушкине осталась усадьба и 226 де­сятин земли, то есть по 45 каждой из пяти замужних и многодетных дочерей (см. Казанские губернские ведомо­сти, 1861, 14 февраля). Трое из них постоянно проживали вдалеке от Кокушкина: Мария Ульянова — в Симбирске, Софья Лаврова — в Ставрополе (на Волге), Екатерина За- лежская — в Перми. Свои доли, каждая стоимостью около трех тысяч рублей (это менее годового оклада директора симбирской классической гимназии Ф. М. Керенского), они передали в распоряжение старших сестер — Анны Вере­тенниковой и Любови Пономаревой, причем именно послед­няя и считалась в 1887 году владелицей имения (а не Ве­ретенникова, как это пишет Волкогонов). В урожайный год сестры, уже вдовы, получали небольшой доход, равный примерно месячному заработку народного учителя. В за­суху же, а это бывало часто, имение приносило только убыт­ки. И не удивительно, что отцовское наследство давным- давно было заложено и перезаложено в банке. Главную ценность в нем составляла усадьба, в которой можно было летом отдыхать семьями (см. Трофимов Ж. Казанская сход­ка. М., 1986, с. 35). Из литературы известно, что Ульяновы не без хлопот в конце-концов получили деньгами за свою долю имения.

Что касается хутора при деревне Алакаевка Самар­ской губернии, который Мария Александровна в феврале 1889 года приобрела за деньги, полученные от продажи симбирского дома, то он представлял собою старый дере­вянный дом, мельницу и 83,5 десятины земли. Но хозяйст­во было приобретено в тяжкое время (апогеем его станут голод и холера 1891—1892 годов). И уже через четыре с половиною месяца проживания в Алакаевке, 20 сентября 1889 года, Марк Елизаров помещает в “Самарском вестни­ке” объявление о продаже алакаевского хутора. Или поку­патель не нашелся, или арендатор предложил цену, кото­рая, может быть, покрывала наем Ульяновыми частной квартиры в Самаре, но до 1893 года хутор оставался их собственностью. На этом и кончилось навсегда владение Ульяновыми недвижимостью.

Вдумчивому читателю из этой краткой справки видно, что “имения” в Кокушкине и Алакаевке даже вместе с пенсией Марии Александровны не создавали “достаточно стабильной материальной обеспеченности”, как об этом пи­шет Волкогонов. Впрочем, для вящей убедительности, он “фамильный фонд Ульяновых” увеличивает еще и “той суммой, которую передал семье брат Ильи Николаевича”. Вот истинное лицо человека, рвущегося в академики: если на с. 48 Дмитрий Антонович писал, что В. Н. Ульянов “не­задолго до своей смерти выслал денежную часть своего состояния” (есть, правда, лишь косвенные свидетельства) Илье Николаевичу, то на с. 99 эта сумма уже точно пере­дана семье Ульяновых...

Неопровержимыми свидетельствами того, что Ульяно­вы и Елизаровы, проживая в Самаре, постоянно искали заработка, являются объявления в местных газетах с пред­ложениями стать репетиторами. Так, уже через полмеся­ца после переезда из Казани в Самару, 18 мая 1889 года в “Самарской газете” появляется объявление, которое пере­печатывалось еще 9 раз: “Бывший студент желает иметь урок. Согласен в отъезд. Адрес: Вознесенская ул., д. Сауш- киной, Елизарову, для передачи В. У.” Как видим, Влади­мир Ильич, находившийся как и сестра Анна и ее муж Марк Елизаров, на положении политического поднадзор­ного, готов был на отъезд в незнакомое село, только бы как-то пополнить семейный бюджет.

Выдумав миф о “безбедном” существовании Ульяно­вых, портретист запустил еще одну утку: “А работников в семье долго не было. Владимир ...быстро бросил юридиче­скую практику, Анна, Дмитрий, Мария учились долго, не спешили выбрать какой-то род занятий, который бы при­носил доход” (с. 99). В действительности же Владимир Иль­ич занимался юридической практикой не только в Самаре, но и в Петербурге, где он являлся помощником присяжно­го поверенного у известного адвоката М. Ф. Волькенштейна. Нелепо выглядит и попытка Волкогонова утверждать, что адвокатская практика — это, мол, и весь трудовой стаж Владимира Ильича. Если в Российской Федерации засчи­тывается в трудовой стаж пребывание в лагерях и ссылке, то уж профессиональный революционер В. Ульянов обла­дал на это не меньшим правом. К тому же он был и про­фессиональным журналистом, и литератором.

Не выдерживают критики рассуждения Волкогонова о “долгом” учении сестер и брата Владимира Ильича. Анна училась на Бестужевских курсах около четырех лет, то есть столько же, сколько и другие студентки. После аре­ста по делу 1 марта 1887 года она отбывала ссылку в Кокушкине, Казани и Самаре, не имея права поступления на педагогическую службу. Но как только Анна Ильинична немного оправилась от потрясений, вызванных смертью от­ца и гибелью брата Александра, она усиленно занялась переводческой деятельностью и в 1891—1893 годах публи­кует в “Самарской газете” переводы с итальянского. Кро­ме того, она дает уроки своим младшим брату и сестре и приемному сыну Г. Лозгачеву.