Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)

Далее генерал заявляет, что “цареубийство — тради­ция варваров, продолженная большевиками”. Он не пояс­няет, кого он понимает под “варварами”. Однако не лишне было бы здесь вспомнить, что сами члены царствующих фамилий России не раз являлись соучастниками убийств своих родственников. Припомним, например, обстоятель­ства перехода престола к Б. Годунову, или от Петра III к Екатерине II, или убийство Павла I царедворцами, совер­шенное не без ведома его наследника Александра...

И последнее. Если уж Волкогонов выдает себя за гума­ниста, в принципе осуждающего террор, разгоревшийся “с обеих сторон” в 1918 году, то этично ли было в книге о Ленине высказывать варварски-чудовищное сожаление, что выстрелы, адресованные “к вождю Октября” были “менее удачливы”, чем у других “расстрельщиков”? И эта крово­жадность трехзвездного генерала особенно отчетливо про­является в сюжете “Выстрелы Фани Каплан?”[13], разбор ко­торого требует специального разговора.

Спекуляция на Фани Каплан

Первые попытки физического уничтожения лидера большевиков предприняло Временное правительство уже в июле 1917 года, и Владимиру Ильичу тогда же пришлось уйти в подполье. Генерал-философ в связи с этим в книге о Сталине (1990, кн. 1, ч. 1, с. 71) с осуждением повество­вал: “В мемуарах В. Н. Половцева, бывшего члена Госу­дарственной думы, в частности, говорится, что офицер, по­сланный в Териоки задержать Ленина, спросил его:

— Как доставить этого господина — в целом виде или по кускам? Я ответил ему с улыбкой, что люди, которых арестовывают, часто совершают попытку к бегству...”.

В двухтомнике “Ленин” Дмитрий Антонович уже не вспоминает об этом вероломстве. Напротив: не скрывая, он сожалеет о том, что последовавшие в 1918 году попыти покушения на жизнь главы Совнаркома тоже не удались. Пересказывая об обстреле 1 (14) января 1918 года автомо­биля, в котором Ленин вместе с сестрой Марией Ильинич­ной и Фрицем Платтеном ехали в Смольный на встречу с отрядом, уезжавшим на фронт, Волкогонов замечает: “Ку­зов был продырявлен в нескольких местах пулями... Обна­ружилось, что рука Платтена в крови. Пуля задела его, когда он отводил голову Ленина... По всей видимости, о выступлении Ленина в манеже знали и покушавшиеся под­готовили засаду. Но в тот раз пронесло...” (с. 404). При этом пасквилянт, естественно, ни словом не обмолвился ни о смелости Владимира Ильича, разъезжавшего по митин­гам в то тревожное время без всякой охраны, ни об удиви­тельной для революционера гуманности.

А ведь когда через неделю управляющий делами Сов­наркома В. Д. Бонч-Бруевич сообщил о ведущемся рассле­довании покушения, Владимир Ильич спросил: “А зачем это? Разве других дел нет? Совсем это не нужно. Что тут удивительного, что во время революции остаются недоволь­ные и начинают стрелять?.. Все это в порядке вещей. А что, говорите, есть организация, так что же здесь диковинного? Конечно, есть. Военная? Офицерская? Весьма вероятно”,— и он постарался перевести разговор на другие темы. Не без влияния Бонч-Бруевича следствие все же добралось до трех молодых офицеров — непосредственных участников поку­шения на главу Советского правительства. “По логике ве­щей все главные виновники покушения,— рассуждал Бонч- Бруевич,— должны быть немедленно расстреляны, но в революционное время действительность и логика вещей делают огромные, совершенно неожиданные зигзаги...”. Окон­чательное следствие по делу этих офицеров совпало со взя­тием немцами Пскова и публикацией ленинского воз­звания “Социалистическое отечество в опасности”. Содер­жавшиеся под арестом офицеры-террористы письменно попросили отправить их на фронт для участия в боях с иноземными захватчиками. Владимир Ильич тут же рас­порядился: “Дело прекратить. Освободить. Послать на фронт”.

Поразительную “забывчивость” проявил дважды док­тор наук в подглавке “Выстрелы Фани Каплан?” Вопреки нормам научной этики, он даже не упомянул об основной литературе по этому вопросу. А ведь только в Политизда­те в 1983 и 1989 годах выпускался сборник документов и материалов о покушении на жизнь Владимира Ильича 30 августа 1918 года “Выстрел в сердце революции”. Со­вершенно умолчал Дмитрий Антонович и о тех “сенсаци­онных” статьях, которые появлялись в печати за годы гор­бачевской “перестройки” и ельцинской “демократии”.