Волкогоновский Ленин (критический анализ книги Д. Волкогонова “Ленин”)

Явно на потребу низменным чувствам обывателей рас­считаны были и такие лживые заявления Волкогонова о Владимире Ильиче: “Друзей у него никогда не было... Лю­бил он в своей жизни, пожалуй, двух человек: свою мать и Инессу Арманд. Крупская же была для него просто удоб­на”. Или — реанимация портретистом давным-давно ра­зоблаченных фальшивок об обстоятельствах возвращения Ленина из эмиграции в “пломбированном вагоне” через Германию в Россию весной 1917 года, о рейхсмарках, ко­торые якобы кайзеровское правительство давало больше­викам в 1917 году. Не отказал он себе в удовольствии и позубоскалить относительно адвокатской практики Вла­димира Ильича в Самаре, по поводу его мизерного трудо­вого стажа и вместе с тем безбедного существования, ко­торое он, мол, вел за границей. Не имея никаких основа­ний, Волкогонов ратует за пересмотр дела о покушении 30 августа 1918 года Ф. Каплан на жизнь Ленина. Апофео­зом же падения “ленинской крепости” в душе былого ве­дущего политрука Советских Вооруженных Сил стало его заявление о том, что “ни один эпохальный прогноз Ленина не оправдался”.

В начале июня 1994 года, с пахнувшим еще типограф­ской краской двухтомником “Ленин” в руках самодоволь­ный Волкогонов появился на экране телевизора в переда­че “Час пик” и стал снова обливать грязью личность Вла­димира Ильича. Все это действо было так неубедительно, что обозреватель “Труда” сдержанно, но недвусмысленно неодобрительно отнесся к извергаемому генералом потоку безосновательных обвинений в адрес Ленина: “О вожде мирового пролетариата было сказано, что он был грешни­ком и не любил Россию, что еще до Крупской сватался к другой женщине, но был отвергнут. Что, проработав юри­стом около двух лет, не выиграл ни одного дела. Для знаю­щих, что гость В. Листьева, в отличие от других истори­ков, допущен к тем архивам, которые до сих пор заперты на семь замков, такие “открытия” кажутся весьма поверх­ностными, более похожими на имеющие хождение анекдо­ты, нежели на серьезные изыскания”.

Безрадостное впечатление на корреспондента “Комсо­мольской правды” А. Монахова произвела и презентация книги “Ленин” в издательстве “Новости”, на которой Вол­когонов вновь темнил, что сам был “правоверным ленин­цем, но знакомство с архивами пролило новый свет на об­лик вождя” и т. д. “Кроме того выяснилось,— с неприкры­той иронией писал автор “Комсомолки”,— что Ленин всю жизнь был тунеядцем и жил на чужие деньги, никогда не любил русских (Волкогонов постоянно цитирует его фра­зу: “Русские — дураки”, как будто она что-нибудь дока­зывает), личная жизнь Владимира Ильича до Инессы Ар­манд была однообразна и скучна, единственный человек, кто до конца отстаивал свою точку зрения в спорах с Ле­ниным, была его теща, мать Крупской.

Беглое знакомство с текстом слов Волкогонова пока­зало, что основная идея автора такова: Ленин не был ни гением, ни богом. И если второе относится целиком к области теологической и какому-либо научному опровер­жению не поддается,— с сарказмом продолжал А. Мо­нахов,— то первая посылка (“Ленин не был гением”) при­надлежит области филологической. Проблема заключа­ется всего лишь в выборе правильного эпитета, который (выбор) целиком зависит от личных симпатий говоряще­го. Из ряда “гениальный, великий, крупнейший револю­ционер XIX века” Волкогонов выбирает последнее опре­деление и доказывает верность своего предпочтения на протяжении двух томов.

Тенденциозность произведения наглядно проявляет себя в художественном оформлении. Первый том украшен тра­диционной для ленинских многих лет фотографией муд­рого вождя, благодетеля народов. На обложке второго то­ма — изображение полубезумного революционера неза­долго до смерти. Видимо, такой была эволюция взглядов Волкогонова по отношению в объекту описания”.

Резко отрицательную оценку волкогоновскому “Лени­ну” дал публицист Леон Оников 20 августа 1994 года в “Правде”, опубликовавший свою рецензию под заголов­ком: “Когда лают на слона, он кажется более великим”. Общий вывод публициста о двухтомнике однозначен: “не­смотря на шумный анонс, гора, как говорится, родила мышь. К тому же очень серую и опасную. Тем, прежде всего, что Волкогонов фактически ставит знак тождества между Ле­ниным и Сталиным, а значит, и сталинщиной”.