Волков-блюз

С другой стороны, ехать в редакцию, где я почти наверняка не сдержался бы и пошел выяснять отношения с Алаяной, которая явно была причастна к отравлению Айранэ, мне не хотелось.

На выходе из мужской половины меня встретил дядя Марат.

– «Драгона» починили, – сказал он. – Встало почти в семьдесят рублей, я из своих заплатил, но жду, что ты вернешь до конца месяца.

– Конечно, – кивнул я беспечно, но, едва получив ключи, задумался. А откуда я возьму такую сумму? Насколько я знал, у женщин была целая история с кредитами, какие-то сложные маневры, когда можно перехватываться деньгами и быстро возвращать без процентов или почти без процентов.

Но у мужчин только один вариант – занять у кого-то из своих. Второй – заложить что-нибудь в мужском банке – я не рассматривал.

Можно еще пойти в один из общих банков, там, по слухам, есть шанс выцыганить как раз кредитную карточку из тех, которыми пользовались женщины… Но я заранее представлял, как на меня будет смотреть операционистка.

«Драгон» сиял – судя по всему, его не только починили, но еще и отполировали, и стало ясно, что он цвета темной морской волны. Я не баловал машину мойкой, не полировал ни разу за четыре года и потому почти привык, что автомобиль у меня черный.

А он – темно-зеленый! Красавец!

Внутри тоже сделали химчистку, и я с наслаждением сел в светлый кожаный салон. Пахло новой машиной.

– Сегодня будет отличный день, – уверенно сказал я.

До Ивановской коммуны добрался без происшествий, на въезде потребовали оставить машину на стоянке. Действительно, в коммунах большая часть улиц – пешеходные, и внутрь запускают только служебные авто, развозки и грузовые, ну и автобусы.

Запарковав «драгона», я с удовольствием провел ладонью по выгибающемуся мощному крылу и двинул в сторону администрации.

Но, не сделав и двух шагов, встретился взглядом с одним из уборщиков в розовой форме заключенного.

Он был выше остальных мелких нарушителей и выделялся среди них, как медведь в своре псов.

А еще это был мой покойный дядя Сема.

И он смотрел мне в глаза, не отводя взгляда, пока охранник не крикнул:

– Ну чего застыл? Мусор сам себя не соберет!

– Какой у него срок? – спросил я, подходя.

– Четырнадцать дней, два отработано. – Охранник облизнул губы, вставая с места. – Выкупить хочешь? Он должен будет дать согласие. Новые правила!

– Я согласен, – сказал дядя Сема, не переставая смотреть мне в глаза.

– Сколько? – уточнил я.

– Рубль семьдесят за каждый день. За двенадцать получается… Получается…

– Двадцать рублей сорок копеек, – произнес дядя Сема. – Двадцать один рубль для ровного счета.

– Двадцать два, и я сам заполню документы. – Охранник посмотрел на меня и усмехнулся.

Я достал бумажник и долго пересчитывал – вышло двадцать один семьдесят. Попросив подождать, вернулся к машине и выгреб там из бардачка горсть двадцатикопеечных, которые хранил для паркинговых аппаратов в центре.

– Еще бы копейками набрал, – проворчал охранник, но от денег не отказался.

Через четверть часа мне передали документы, по которым я имел право на использование работ Вани Изевича в течение двенадцати дней. При этом я обязался кормить его и соблюдать его право на восьмичасовой сон и двухчасовой отдых каждый день, а также на выходной не реже, чем раз в восемь дней.

– Ну привет, племянник, – сказал дядя Сема, как только мы отошли от будки охранника.

– И тебе привет, дядя Сема. Или как тебя сейчас звать – дядя Ваня?

Дядя Сема прикрыл глаза и остановился, я вынужденно встал рядом с ним. Он начал щелкать пальцами, отбивая ритм, затем притоптывать ногой и гудеть, изображая саксофон.

И я тут же вспомнил, как в детстве, когда я был совсем ребенком, он устраивал небольшие джазовые представления для всей семьи – мужской части. На женской половине джаз не жаловали, зато там был балет, к которому большая часть мужчин совершенно равнодушна.

– Ладно, ладно, ты мой дядя, и я тебя отлично помню, – признал я. – У меня здесь важное дело, я должен…

– Ты должен был найти меня, и это единственное, зачем тебя сюда отправили, – сказал дядя. – Тот, кто тебя сюда направил, – враг твоей семьи.

– Нашей семьи? – уточнил я.

– Твоей, – настаивал дядя Сема. – От меня семья отказалась. Записали в умершие, вычеркнули из всех списков. То, что я вернулся, несет угрозу для всех вас, но у меня не было вариантов. Я должен спасти своего сына.

Дядя Сема убедил меня, что взятие интервью – затея совершенно несостоятельная и не только не важная, но еще и вредная.

Мы вернулись в мою машину, дядя Сема сразу полез что-то искать под ковриками и щупать обшивку, а через минуту вынул пару заклепок и снял кусок обшивки потолка, достав оттуда какой-то чип.

– Прослушка, – сказал он, раздавив его об асфальт. – Когда машина была в ремонте?

Слово за словом он вытянул из меня всю историю с Раннэ, аварией, Алаяной, матерью и Айранэ в больнице.

– Аварию тебе подстроили, Раннэ ждала твою машину. Ты сказал, что она въехала в тебя на скорости?

– Да, – кивнул я.