В один из дней неизбежное случилось, и после обеда, когда в кают-компании оставались только Остафьев, Дина и ее бывший муж, Ломидзе приступил к намеченному штурму.
– Дина, нам нужно кое-что с тобой обсудить, – начал он.
– Глеб, ты опять? – сухо ответила Дина. – По-моему, все давно уже было сказано. Что еще мы можем обсуждать? Антон Александрович, пожалуйста, не уходите, – остановила она, собиравшегося выйти из салона Остафьева.
– Не упирайся, Дина, нам нужно с этим разобраться, – возразил ей Глеб с непреклонностью в голосе. – Извини, Антон, семейные дела, спасибо, что понял.
– Конечно, – ответил Остафьев.
Он чувствовал неловкость, бросая Дину перед неприятным разговором, но и остаться – не мог.
– Слушаю тебя, – с вызовом сказала девушка, когда дверь за ним закрылась.
– Дина, не ершись и возвращайся ко мне, – решительно начал Ломидзе. – Поиграла в самостоятельность, поактивничала, получила, вон, – он указал рукой куда-то в сторону, – массу адреналина, и хватит. Назад – в семью.
– В какую семью? В какую семью, Глеб?! Нашей семьи нет, и давно нет!
– У нас были серьезные трудности, не отрицаю, но мы можем попробовать снова. Я люблю тебя, Дина!
Несколько мгновений она молчала, глядя на Глеба, а потом, отрицательно помотав головой, наклонила ее и выдохнула:
– Мне кажется, это не любовь, а твое уязвленное тщеславие. Подумай сам. Мы не виделись с тобой полгода и прекрасно друг без друга обходились. Ты не предпринимал никаких попыток встретиться со мной и, думаю, благополучно забыл бы о нашем браке, если б не эта неожиданная встреча. И вот сейчас ты почему-то вдруг решаешь, что снова меня любишь.
– Да! Я кое-как пережил без тебя эти долгие месяцы. Я запретил себе думать о тебе и намеренно не следил за твоей судьбой. Слишком больно, знаешь ли, навязывать себя человеку, который так бессердечно тебя отвергает. Я думал, что успокоюсь, но ошибся. В последнее время я часто думал о тебе и скоро собирался навестить тебя в Москве. Теперь же, когда счастливый случай подарил нам эту встречу, я окончательно понял, что не могу без тебя!
– Глеб, я очень благодарна тебе за все, что ты для нас сделал…
– Да на черта мне твои благодарности?!
–…но мне кажется, тебе стоит поискать более спокойную жену, которой не нужно…
– Молодую свистушку, которая будет думать только о моих деньгах?
– Позволь тебе напомнить, что я тоже еще довольно молода. И в некотором роде – свистушка. Только непоседливость моя проявляется в другом.
– Но тебя – я люблю!
– Глеб, я очень тепло к тебе отношусь. Как к родному человеку, как к старшему, мудрому брату. Но я не могу вернуться. Я хочу попробовать себя. Мне нужно попытаться. Иначе я окончательно потеряю самоуважение, закисну в бездействии и возненавижу тебя. Найди себе другую женщину. Другую тихую гавань. Мы будем дружить, обмениваться подарками к праздникам и ходить друг к другу в гости. Но умоляю тебя, не настаивай больше ни на чем.
– Дина! Как ты можешь? Я тебе о самом сокровенном, а ты предлагаешь мне быть тебе кем-то вроде родственника?! Ты сама-то себя слышишь? – воскликнул Ломидзе.
– Глебушка, мне больше нечего тебе сказать. Ты должен меня понять, – ответила Дина и тихо вышла из салона.
Как только дверь за ней закрылась, Ломидзе обхватил руками голову, взлохматил волосы и простонал:
– Упрямая женщина… Как мне ее уговорить?
***
Неделя пролетела быстро, и все хлопоты наконец завершились. Илья, Остафьев и Дина улетали в Москву, Вера уходила в море дальше по маршруту экспедиции, а Глеб на яхте продолжал путешествие в Австралию. Накануне расставания друзья договорились устроить прощальную вечеринку, поэтому, как только начала спадать жара, красавица-яхта отошла от причала и понесла на своем борту гуляющую компанию. На праздник позвали коллег Веры, с которыми они успели перезнакомиться за прошедшие дни, так что на открытой палубе, где у бассейна расположились гости, было шумно и многолюдно.
В разгар веселья Остафьев с Ломидзе отделились от остальных и, прихватив с собой Илью, укрылись в недрах яхты. Настроение у них было препоганое, и даже общее оживление не помогало им справиться с тоской.
Несмотря на все старания, Антон не мог не думать об Анжелике, и чем ближе маячил миг их новой встречи в Москве, тем отвратительней он себя чувствовал.
Глеб за прошедшие дни так и не дождался Дину, хотя почему-то был уверен, что в благородно распахнутую им дверь она все-таки войдет. Не вошла.
Этой троице было просто необходимо поделиться тем, что зудело на душе, но прежде требовалось хорошенько выпить.
Начинали, как обычно, за хозяина, за его гостей, за талантливого ученого и за мир во всем мире. Потом, будучи уже изрядно навеселе, выпили за прекрасных дам. На этом тосте у каждого из них что-то надломилось. Все трое вспомнили своих женщин, обиды разной степени давности, и полились неспешными потоками скупые мужские слезы.