Волна страсти

Чтобы немного успокоиться, Ребекка достала альбом и сделала несколько набросков портрета Лавинии, изобразив ее толстой, с лицом, покрытым морщинами. Гнев ее постепенно утих. Напомнив себе, что Кеннет не поощрял поведения Лавинии, Ребекка стала готовиться к очередному сеансу: она застелила диван персидским ковром, поставила рядом зеркало, в котором будет отражаться его профиль, и задумалась.

Кеннет придет сразу после ленча. Ребекка оглядела студию: работы невпроворот, но сейчас у нее ни к чему душа не лежит.

Взгляд Ребекки упал на портрет Дианы-охотницы. Тьфу ты! Она обещала подарить ему эту картину, заменив отвратительную мазню, висевшую в его комнате. Она сделает ему приятное и тем самым искупит свою неловкость в его кабинете. Ребекка нашла подходящую раму для «Дианы», отобрала еще две картины – одну с пейзажем Озерного края; на второй был изображен кот, с диким блеском в глазах подкрадывающийся к маленькой птичке.

Прихватив картины, Ребекка спустилась вниз и постучала в дверь комнаты Кеннета. Не получив ответа, она вошла. Увидев развешанные по стенам картины, Ребекка пришла в ужас. Да это просто оскорбление для человека с художественным вкусом! На месте Кеннета она давно бы выбросила их в окно.

Пытаясь повесить на стену портрет Дианы, Ребекка нечаянно задела подставку, на которой лежала какая-то папка. Папка упала, и из нее высыпались рисунки, устилая собой ковер. Ребекка поспешно нагнулась, чтобы собрать их.

Подняв первый рисунок и взглянув на него, она замерла. На нем была изображена сцена боя, выполненная пером и тушью. Солдаты, окутанные дымом сражения, шли в штыковую атаку; повсюду на земле лежали люди и лошади – мертвые или раненые.

Но что больше всего поразило Ребекку, так это фигура в самом центре картины. На тщательно выписанном темном заднем плане белым пятном выделялся силуэт человека, находящегося в агонии. Не вдаваясь в детали, художник сумел передать страдания человека, сраженного пулей, вошедшей в мягкую человеческую плоть. Ужас смерти и в то же время внутренний покой и готовность принять ее – все это можно было прочитать на его лице.

Ребекка села на пол, скрестив ноги, и начала просматривать рисунки. Выполненные углем и пастелью портреты, тщательно выписанные строения, множество акварелей с изображением различных пейзажей – все это было создано рукой талантливого художника. Рисунок с изображением сцены боя был единственным во всей коллекции.

На последнем рисунке была изображена пара: он и она нежно прильнули друг к другу. Здесь же было написано и название: «Ромео и Джульетта». И хотя мужчина и женщина были в средневековом одеянии, интуиция художника подсказывала Ребекке, что это современные влюбленные в их последнем объятии перед долгой разлукой, возможно, накануне войны.

Ребекка продолжала вглядываться в рисунок, когда дверь открылась и в комнату вошел Кеннет. Увидев ее он застыл на пороге, и лицо его стало мрачнее тучи. С шумом захлопнув дверь, Кеннет решительным шагом подошел к ней. Глаза его метали молнии.

– Что, черт возьми, вы здесь делаете?

Сжавшись от страха, Ребекка подняла голову.

– Это ваши рисунки? – спросила она. Кеннет нагнулся и выхватил у нее папку с рисунками.

– Какое вы имеете право рыться в моих вещах?

– Я не рылась, – возразила Ребекка. – Я случайно уронила папку, когда вешала картину. – Не понимая, почему он так разозлился, она снова повторила вопрос: – Это ваши работы?

Кеннет молчал, не зная, что ответить, затем кивнул.

Ребекка медленно поднялась с пола. Кеннет возвышался над ней, как гора. Он внушал ей страх, и она вдруг подумала, что не завидует тем французам, которые попадались ему под руку на полях сражений. Однако любопытство взяло верх.

– Почему вы скрывали, что вы художник?

– Я не художник, – отрезал Кеннет.

– Вы самый настоящий художник, – возразила Ребекка. – Никто бы не смог нарисовать такое, не имея опыта за душой. Почему вы делали из этого секрет? И почему вы ведете себя сейчас как разъяренный бык?

Кеннет глубоко втянул в себя воздух.

– Простите. Я не делаю секрета из своих рисунков, просто я дилетант, а не художник. С моей стороны было бы дерзостью показывать их вам или вашему отцу.

– Какая глупость! У вас есть дар. Неудивительно, что вы разбираетесь в живописи и этим покорили моего отца. Я с пеленок была окружена художниками и хорошо их знаю. Вы единственный, кто зарывает свой талант в землю.

– Я не художник! – закричал Кеннет, и, несмотря на злость, с какой были произнесены эти слова, в его голосе чувствовалась непонятная обида.

Сраженная его горячностью, Ребекка положила ему на плечи руки и почти силой усадила на кровать. Их глаза встретились.

– Что с вами, Кеннет? – спросила Ребекка, не снимая рук с его плеч. – Я вас не совсем понимаю.

Тело Кеннета напряглось, и он опустил глаза.

– Мой отец запрещал мне рисовать, – сказал он после долгого молчания, – и изо всех сил старался выбить из меня эту страсть. Он считал, что это занятие не подходит для его единственного сына.

– Однако вы не бросили рисовать.