Волна вероятности

Пекарня тоже была примерно на месте и тоже открыта. И тоже пуста. А на прилавке вместо знакомых булок, печений и сочников лежали пирожки в форме рыб, полумесяцев и сердечек. Раньше тут таких не пекли. Некоторое время Анэля нерешительно топталась, не решаясь попробовать выпечку, причем главным аргументом против был тот факт, что она уже только что слопала круассан. Вдруг потом окажется, что это все-таки не жизнь после смерти, а калории уже никуда не денутся, проникли в организм! Но любопытство все-таки победило (а вместе с ним победила страсть к пирожкам). Взяла сердечко. Оно оказалось с сыром и грушами, плюс какая-то неизвестная пряная, отлично подходящая к сыру трава. Это было фантастически вкусно. Ей хотелось попробовать и рыбку, и полумесяц, но не решилась, ушла.

* * *

С Траку свернула на улицу Пилимо, большую, широкую, где в настоящей жизни ездят автобусы и троллейбусы, а сейчас – предсказуемо ни черта. Впрочем, остановка была на месте. И через дорогу музей МО[16]. Что касается архитектуры, Анэля уже совершенно запуталась и не могла понять, похожа ли улица Пилимо на улицу Пилимо. И был ли здесь раньше, к примеру, вон тот высокий оранжевый дом. Все-таки вряд ли. Слишком уж он оранжевый. Здесь так ярко не красят здания; может быть, зря.

Она внезапно поняла, что очень устала. Вот буквально ноги не держат, как будто ходила весь день. Села на лавку на остановке. Подумала: если сейчас приедет троллейбус, войду и поеду. Пусть везет, все равно куда.

Сидела, вдыхала и выдыхала, ощущая, как ее заполняет спокойствие, такое огромное, как будто рассчитано на великана, в нормального человека столько спокойствия не помещается, сейчас потечет через край. И когда увидела, что к ней неторопливо, нетвердой походкой пересекая пустую проезжую часть, приближается какой-то прохожий, не испугалась, но и не особо обрадовалась. Только отметила: ага, значит люди здесь все-таки есть.

С виду незнакомец был – ну, так себе. Не особо волшебное существо. Невысокий мужичок средних лет в ветхой дубленке и меховой шапке-ушанке, как только не жарко ему. Типичный интеллигентный алкаш советских времен, у папы в институте половина сотрудников были такие, вспомнила Анэля Адамовна. Бестолковые и неустроенные. Все как один мгновенно пьянели на праздниках, клеились к бабам и читали стихи. Но, в общем, сердечные и безобидные. Хорошие, в сущности, мужики. В обычной ситуации она бы не обрадовалась перспективе такого знакомства. Но сейчас призывно впилась в него взглядом, мысленно умоляла: «Пожалуйста, не проходи мимо, поговори со мной, объясни!»

Алкаш в дубленке явно заметил ее внимание и приветливо, как старой знакомой помахал ей рукой. Подошел, сел рядом. Достал из кармана бутылку какой-то местной крепкой настойки, сделал глоток. Вместо ожидаемого перегара дыхнул ей в лицо ароматом белой акации. Не цветочным парфюмом, а живыми цветами. Это было даже более странно, чем мондриановские тротуары на бульваре Не-Вокечю. Невозможно представить, чтобы человек так приятно и одновременно не по-человечески пах.

Впрочем, лицо у него было вполне человеческое. Изрядно опухшее и помятое, но, как говорят в таких случаях, со следами былой красоты. И глаза голубые, как небо над их головами, удивительно ясные и внимательные, словно кто-то другой их ему одолжил. «Эльф, – устало решила Анэля, сама не понимая, шутит она или все-таки нет. – Я провалилась к пьющим литовским эльфам. Ну это даже логично. У нас же вокруг сплошные холмы!»

Пока она пыталась сообразить, о чем спрашивать в первую очередь – и, кстати, на каком языке? – интеллигентный алкаш в ушанке, эльф литовских холмов, дух цветущих акаций сам заговорил.

– Во-первых, – сказал он по-русски, – скоро все станет нормально. Как ты привыкла. Но ты не особо обрадуешься. Смотри тогда, не реви! Может, еще и вернешься. А не вернешься, тоже не страшно, жизнь везде хороша.

Голос у алкаша был удивительный. Глубокий, бархатный, ласковый. Пока его слушаешь, смысл слов не имеет значения. Да тебе и не надо смысла, лишь бы голос не умолкал.

– Во-вторых, – продолжил ласковый голос, – я – Виталик. Запомни, пожалуйста, что меня так зовут.

– Виталик, – механически повторила Анэля Адамовна, как в школе вслух повторяла за учителем новое сложное правило, чтобы запомнить то, чего не смогла понять.

– Да, – подтвердил Виталик. – У меня к тебе огромная просьба. Рассказывай всем про меня.

– Кому – «всем»? – удивилась Анэля.

– «Всем» значит всем, до кого дотянешься. С кем сможешь поговорить или в письме написать. Написать – даже лучше. В написанных словах больше силы, чем в произнесенных вслух.

– А что именно надо рассказывать?

– Да все равно. Можно правду. Что забрела в очень странное место и встретила тут меня. Или только часть правды, как на пустой троллейбусной остановке к тебе пристал какой-то дурковатый алкаш. Приврать, если что, тоже можно, мне это не повредит. Главное, чтобы как можно больше народу узнало, что я – Виталик. И есть.

– Не понимаю, – вздохнула Анэля.