— Нет, госпожа, — еле слышно отозвалась она и вся съежилась, будто ее незнание могло быть поводом для упреков, а то и вовсе заслуживало наказания.
— Тогда можешь вернуться к Руа-тайфе, — сглотнув дурацкий комок в горле, сказала я. — Я сама справлюсь.
Повторять дважды не пришлось: девчонка просияла и испарилась. История «заколдованной царевны» явно занимала ее куда больше, чем скучные чертежи, и за мной она пошла только потому, что не смела оставлять госпожу одну без прямого приказа.
Я с нервным смешком покачала головой и утащила все свитки к себе в комнату. За стенкой царила благоговейная тишина, нарушаемая только голосом Руа; я быстро приучилась игнорировать ее повелительные интонации и закопалась в плетения.
Судя по всему, Фархад-ага был не самым гениальным, но зато основательным изобретателем. Плетения на поверку оказались усовершенствованиями уже существующих заклинаний, и на обороте каждого свитка значился автор оригинала, педантично перечислялись отличия и финальным аккордом писался порядковый номер в гильдейском каталоге и новое название. Свитки легко разделились на три группы: для лечения кожных болезней, для исцеления глубоких ран и просто для хорошего настроения. Ничего, что могло бы лечь в основу «черного забвения», но сама манера черчения и построения плетений выглядела смутно знакомой.
Но я и так не слишком-то сомневалась в правоте Рашеда-тайфы, посчитавшего, что Фархад-ага был учеником Нисаля-аги — трудолюбивым и старательным, но лишенным созидательной искры. Меня интересовало совсем другое, и ничего подходящего, как назло, не попадалось.
Из принципа я все-таки просмотрела все свитки для хорошего настроения, и удача все-таки улыбнулась мне: одно из плетений после небольшой доработки вполне могло использоваться от бессонницы. Я варварски дочертила нужные линии сурьмой, хозяйственно припрятала испорченный свиток за пазуху и вернулась в покои к Руа: слишком долгое отсутствие могло привлечь внимание — а это точно было не в моих интересах.
Поэтому я уселась на прежнее место у дастархана, машинально отметив, что никто не посмел его занять, и утащила еще горсть оливок. Руа, как выяснилось, уже завершила сказку о зачарованной царевне и теперь рассказывала какую-то чрезвычайно нравоучительную притчу, и ее размеренный голос настраивал на медитативный лад.
С нравоучениями у меня как-то не складывалось, и это, похоже, пора было принять как данность.
Глава 18.2
Признаться, я рассчитывала, что не задержусь на женской половине: терпение Руа было отнюдь не безгранично, да и Рашед рано или поздно вспомнил бы о свитках из гильдейского архива. Но посиделки за завтраком плавно перетекли в обеденные и уже грозили превратиться в круглосуточные, когда Лин все-таки спохватилась, что для госпожи должны были приготовить хаммам, а прочим обитательницам гарема следовало посетить дневные уроки.
Я дисциплинированно выслушала двух приглашенных учителей, ничего толком не запомнив. За мной по-прежнему не посылали, и я вернулась на третий этаж, заперлась в своей комнате и нарезала с десяток нервных кругов по коврам. Абия забилась в угол и диковато сверкала глазами, совсем как запуганный Шади, и я уже всерьез задумалась о том, чтобы послать ее за Малихом — а потом все-таки остановилась и заставила себя сесть.
Еще утром никакие сомнения меня не терзали, я была уверена в правильности принятого решения и уже нашла способ его осуществить, но целый день без общества Рашеда приоткрыл весьма неприятную истину.
Нет, я не влюбилась по уши и не потеряла покой и сон. Но с ним было интересно. Мне нравилась его манера шутить с чрезвычайно серьезным видом, вворачивать почти философские рассуждения в самый обыденный разговор и выводить мораль из любой ситуации. Я не хотела быть его наложницей или женой, но отказываться от такого друга было бы откровенной глупостью.
Только вот его мать уже так «подружилась» как-то раз с прежним тайфой, последствия вон, вчера крышу почтенному паше проломили.
Присутствие Абии удерживало меня от того, чтобы со стоном уткнуться в подушку. Но мне хотелось. Очень.
Над дворцом снова взошла луна, уже подточенная с одного бока; из фарфорово-белой она становилась все ярче и светлей, пока заходило солнце, и наконец с торжеством залила серебристым светом опустевшие садовые дорожки. Из окон третьего этажа виднелась и тропка, по которой обычно пробирались садовники, и та, где ходили охранники-евнухи, в обманчивых ночных тенях превращавшиеся в зловещие темные силуэты. Я проводила взглядом патруль и машинально нащупала под одеждой несколько смявшийся свиток.
Абия уже задремала в своем углу. Из-за стены не доносилось ни звука: утомленная бессонной ночью и разнежившаяся в хаммаме, Руа уснула еще до сумерек.
Момент был идеальным, но я уже понимала, что в изначальный план все-таки придется внести некоторые корректировки. Иначе совесть не позволит.
Рашед ведь и правда был честен со мной — настолько, насколько только мог. Мне не понравилась его правда, но разве он не предупреждал меня об этом?..