Вольная (СИ)

— Спасение? — хмыкнула Руа-тайфа. — Он поймал меня во дворе, когда я наконец-то смогла сделать подкоп под дворцовые стены, и велел ни словом ему не перечить. Какому-то рабу! Уж я бы ему показала! Но взошло солнце…

И показала она, вероятно, вовсе не то, что собиралась. Оттого и возмущена.

— Собралась целая толпа бестолковых девиц, и меня привели сюда под такие причитания, что я и слова вставить не смогла! — раздраженно пробурчала Руа, словно невозможность высказаться выводила ее из себя куда больше, чем то, что ее превращение из лисицы в женщину видел какой-то безродный раб. — Это называется «спасение»?! И когда о нем успел узнать мой дорогой брат?

Я собралась с мыслями и кое-как изложила ей ночной разговор с Рашедом, стараясь не сорваться на личные впечатления и чрезмерно красочные эпитеты — что в адрес вероломного Нисаля-аги, что в адрес самого тайфы. Руа слушала, как ее оплошность едва не стоила жизни ей и власти — брату, и мрачнела на глазах.

— Я следила за временем там, в гильдии, — сказала она в итоге, дослушав мой сумбурный пересказ. — Но оно все равно прошло как-то слишком быстро. Хотела бы я знать, ради какого такого свитка Нисаль-ага уединился, едва узнав, что запланирован выезд двора… сдается мне, именно благодаря ему мы все так зазевались! Наверняка тот желчный архивариус еще и сам его активировал по просьбе давнего друга! — Руа зажмурилась и спрятала лицо в руках. — Что теперь будет?

Я пожала плечами, забыв, что она не видит, и, спохватившись, заговорила:

— Что делать с Нисалем, Рашед-тайфа еще сам не решил. А Малиху господин дарует свободу и гильдейское дозволение на работу со свитками в обмен на клятву молчания, так что госпоже нечего опасаться.

— А тебе? — вдруг спросила Руа, вынырнув из ладоней. — Что он предложил тебе?

— Золото, — криво усмехнулась я, — и правду. Очень много неудобной правды.

Во взгляде Руа что-то неуловимо изменилось.

— Но ты не выглядишь счастливой, — медленно произнесла она и с любопытством склонила голову к плечу. — Сам тайфа предложил тебе безбедную жизнь под своим кровом, защиту и богатство, пожелал назвать своей… он ведь женится на тебе, если ты захочешь. Он сделает все, что угодно, стоит только попросить! Раз уж не постеснялся рассказать, в каком положении оказались мы из-за любви нашей матери к прежнему тайфе, то и в чем-либо ином не откажет. Но ты…

Я ощутила, как кривая усмешка примерзает к губам — и оттого становится только еще менее радостной.

Конечно, от кого здесь я ждала понимания и сочувствия? Как ни иронично, но как раз у Руа никогда не было того, что имела я — с того самого момента, как ступила на порог мастера Мади.

Ее растили с мыслью о том, что она никогда не покинет дворец. Ей никогда не приходилось выбирать, кем будут ее дети: очевидно, что, если ей и повезет с истинной парой (что вряд ли!), то они родятся оборотнями, такими же, как она, и раз в месяц их придется прятать на третьем этаже женского крыла — год за годом, пока они не научатся прятаться сами. Пока не превратятся в таких же, как тайфа и его сестра, — манипуляторов, вынужденных идти по головам и судьбам, чтобы не быть растерзанными разъяренной толпой. Потому что, если кто-то узнает, что городом правит оборотень, на него даже указывать никому не придется — каждая кумушка с базара моментально повесит на него все убийства и исчезновения людей за все годы с его рождения, и дальше говорить будут вилы и сабли.

У Руа не было выбора. Не было свободы. Не было профессии и дома, где она могла бы чувствовать себя в безопасности.

Ей и в самом деле казалось, что я должна быть счастлива в этой клетке, где мне обещали волю — и тут же принялись отнимать все возможности выжить самостоятельно.

Связь с чорваджи-баши. Мой домик, где сейчас жил чужак. И даже мой Малих, который всегда был рядом!

Я бы не удивилась, обнаружив, что и мое местечко на базаре, куда я отсылала Малиха торговать финиками из сада, тоже кто-то занял. Разумеется, сугубо из соображений безопасности!

— Я безмерно польщена вниманием господина и повелителя, — изрекла я, но саркастичные интонации никак не желали прятаться под налетом приличий. Может, тайфа был прав, и мне в самом деле требовались уроки поведения в гареме? Глядишь, научилась бы лицемерить как следует. — Но еще не успела в полной мере осознать всю щедрость его предложения.

— Понятно, — устало вздохнула Руа. — То есть он вывалил на тебя все как есть и понадеялся, что ты оценишь хотя бы честность, раз не оценила выгоду. Я бы умилилась тому, в какого дурака он превращается рядом с тобой, но это все так невовремя… говоришь, он и в самом деле собрался даровать свободу твоему рабу?

Я покаянно кивнула.

Желать, чтобы заветная мечта Малиха о вольной так никогда и не исполнилась из-за каприза оскорбленной женщины, было низко. Но я желала. Мелко и эгоистично, потому что это еще давало какую-то надежду, что он будет рядом и впредь.

Наверное, стоило все-таки смириться с тем, что моя жизнь пошла под откос в тот самый момент, когда я согласилась на последнее задание чорваджи-баши. Смириться — и двигаться дальше.