Вольно дворняге на звезды выть (СИ)

Ринулся в это дерьмо с головой. Повесил себе камень на шею и сиганул с моста. В ту же секунду Рыжий понял, что обожает, когда Хэ Тянь теряет контроль. Выпускает эти ебучие ремни из своих ебучих пальцев и даёт себя нести, не сопротивляясь течению, прекращая играть ухмылкой и щурить свои блядские глаза. Снимает маски, швыряет их под ноги и сжигает к хуям.

Он вспоминает, с каким ликованием разлетелось в груди сердце, когда Хэ Тянь судорожно выдохнул ему в губы — и за этот момент Рыжий реально мог отдать многое. Он реально ждал этого момента, но ни за что не согласился бы признать этого теперь.

Он вспоминает, как Хэ Тянь лихорадочно гладил большими пальцами его скулы, виски, челюсть — и целовал, по-настоящему. Глубоко. Влажно. Горячо. С закрытыми глазами — и от этого реально башку рвёт, — он всегда закрывает глаза. Морщит лоб, изламывает брови, как будто ему больно.

Ублюдок. Рыжий шумно выдыхает и морщится.

Вспоминает, с какой яростью отвечал Хэ Тяню — а он, блядь, отвечал! Вцепился в его влажные волосы, сжимал их в кулаке так, что пальцы онемели за несколько секунд, и, широко открыв рот, позволял своему языку сталкиваться с языком Хэ Тяня — это была отвратительная, пошлая, грязная лизня. От неё подгибались колени. От неё заходилось сердце. От неё хотелось только ещё: отвратительнее, пошлее, грязнее. Хотелось сильнее, больнее — но не ударить.

Хотелось заставить его застонать, судорожно выдыхать — ещё и ещё — но не от боли.

— Мне пора на работу, — произносит голос Пейджи, и Рыжий вздрагивает.

У него сводит челюсть, потому что он чувствует, как щёки заливает кровью. Поднимает глаза, смотрит затравленно. Говорит:

— Я провожу.

— Всё в порядке, я вчера хорошо отдохнула, — отвечает она с улыбкой и поднимается из-за стола. Отставляет чашку в раковину. Когда только чай выпить успела?.. — Не переживай. Лучше поспи немного. Ты сегодня такой… загадочный.

Блин.

Чёрт! Очнись, твою мать. Ты на какой планете?

Рыжий заставляет себя поднять башку и вернуться в реальное время. Встретить тёплый взгляд Пейджи. Спросить торопливо:

— Ты выпила таблетки?

Потому что это важно. Куда важнее дебильных мыслей.

— Конечно. — Пейджи с нежной улыбкой треплет его по волосам и выходит из кухни.

— Позвони с работы! — бросает Рыжий ей вслед.

Она со смехом кричит уже из прихожей:

— Ты неисправим!

Рыжий сухо сглатывает и сильнее сжимает чашку остывшего чая.

Думает: нет.

Он смотрит через плечо на пустую гостиную и думает: нет, мам. Я, блядь, неисправен.

…Хэ Тянь смотрит пьяно, как будто в нём течёт не кровь, а несколько литров чистого спирта. У него чёрные, бесконечно чёрные глаза, как бывает всегда, когда расстояния между лицами практически нет. Рыжий чувствует дыхание на своих губах и впервые не ощущает желания отвернуться.

Один-единственный раз. Один раз ведь можно, так? Такие ведь правила в этом их пидорском сообществе: один раз — не пидорас?

Тем более никто, совсем никто этого не видит. Ни одна сука не заглядывает в окно и не пыхтит у замочной скважины. Никто не осудит, никто не узнает.

Всему виной это сраное место. Эта студия… она словно жрёт их, питается ими. Скоро не останется ни Рыжего, ни Хэ Тяня — только обглоданные кости и спущенные тормоза.

Здесь какой-то ебучий бермудский треугольник. Здесь Рыжий теряется — и это не хорошо. Это опасно.

Хэ Тянь слегка отстраняется — по крайней мере, перестаёт касаться кончиком носа переносицы Рыжего, — скользит взглядом вниз, едва ощутимо проводит подушечкой пальца по корочке затянувшейся раны в углу рта. Кажется, что он может сейчас спросить что угодно.

Что на тебя нашло? Какого хрена? Что это было?

Но он спрашивает:

— Больно?

И Рыжего пробирает от его голоса. Глухой и хриплый. Только сейчас понимает: да, действительно, корка лопнула. Болит, печёт. Но настолько насрать на боль ему не было уже очень давно.

Нужно было ещё шире пасть распахивать, — глумится какой-то придурок внутри него. Тут бы и целый рот треснул.

Хэ Тянь ждёт, так что Рыжий коротко отвечает:

— Нет.

И пытается отвернуться, но Хэ Тянь ловит за шею, притягивает обратно.

Всё, пиздец, обречённо думает Рыжий. Он ведь теперь не отпустит.

И он действительно не отпускает. Приходится упереться сжатой рукой ему в грудину — под кулаком быстро колотится сердце. Хэ Тянь будто обдолбан: у него плывущий взгляд и очень горячие, сухие ладони. Улыбка, отдающая дурниной. Мудаческие черти в глазах. Подсыхающие волосы падают на лоб. Появляется иррациональное желание их убрать, завести назад, но Рыжий только сильнее сжимает пальцы.

— Ну и? — говорит с деланным раздражением. — Дальше что?

— Дальше… — Хэ Тянь облизывает губы, задумчиво щурит глаза, скользит взглядом по кухне. — Салат заправишь. Приберёшься тут.

Рыжий резко отстраняется:

— Да ты охуел, что ли?

Но Хэ Тянь смеётся, и Рыжий понимает — всё.