— Я не шучу. Ты хотя бы перед зеркалом тренируйся, если считаешь, что твоя улыбка не для простых смертных. Я слышал про атрофирование мышц, очень неприятная штука.
— Иди в жопу, мажорчик.
Хэ Тянь опять посмеивается. У него уже почти нормальный голос. Рыжий ловит себя на том, что вслушивается в его смех. Пытается вычленить что-то опасное, что-то, обо что в этом смехе можно пораниться. От чего следует убежать.
И не может.
— Ну, всё? — ворчит он. — Попустило тебя? Мандуй спать.
— Да я в постели. Нужно только глаза закрыть.
— Ну так, бля, закрывай.
— Прямо сейчас?
— Нет. Завтра. Придурок.
— Закрыл.
— Пиздишь и не краснеешь.
— Правда закрыл, — урчит Хэ Тянь.
И верится, что не врёт, потому что голос тут же меняется. Становится таким, каким бывает только в тот момент, когда они находятся вдвоём.
Совсем рядом.
В студии.
Рыжий против воли представляет себе Хэ Тяня, лежащего на своём траходроме с закрытыми глазами, с рукой, закинутой за голову. На него падают мутные огни из гигантских окон, на нём живёт и бесконечно движется сияющий город. А Хэ Тяню пофиг. Он расслабленный, с улыбкой на сонной морде. И мобильный в другой руке.
Так, всё. Это уже пиздец, как не смешно.
Рыжий трясёт башкой, говорит:
— Я кладу трубку.
И действительно отрывает телефон от уха, когда слышит голос из динамика:
— Спасибо, Гуань.
Рыжий подвисает, закусывает губу. Прихватывает её зубами, сжимает сильно. Хочется чего-то, что перекроет скачущий пульс. Но он морщится и сбегает — сбрасывает звонок.
Не бросает телефон на постель. Не пытается пробить им подушку. Крутит в пальцах — экран, нагретый, тёплый. В голове спокойно гудит. В толстовке постепенно становится жарко.
Рыжий разминает шею, поворачивает голову и смотрит в окно: штора отдёрнута. Отсюда не видно всего сияющего Ханчжоу, зато виден светофор на дальнем перекрёстке. И небо. И звёзды.
И ночь не по-ноябрьски ясная.
И наконец-то нет дождя.
========== альфа Малого Пса ==========
Комментарий к альфа Малого Пса
альфа Малого Пса
Название звезды: Процион. Перевод с греческого: проливающий слёзы, идущий перед собакой
Рыжему снится, что он тонет.
Он и ещё десятки таких, как он. Никто не пытается выплыть — просто смотрят на солнце сквозь отдаляющуюся поверхность воды и уходят спиной на дно.
Он просыпается от того, что ему страшно вдохнуть.
Дело вот в чём: если ты тонешь, то потеряешь сознание в ту же секунду, когда вода попадёт в лёгкие. Это причина, по которой организм до последнего оттягивает этот момент — инстинкт самосохранения. Пока ты в сознании, ты можешь бороться. Как только ты отключаешься — тебе конец.
Рыжий просыпается и долго, слепо смотрит в потолок. У него ощущение, что он всё ещё опускается на дно Великого канала. В тот же день Пейджи забывает, где висят ключи от дома.
Казалось бы — что сложного? Ключи всегда в прихожей. Но перед выходом на работу она застывает, сжимая рукой пустой карман вязаного джемпера, и у Рыжего леденеет в груди.
Он тяжело сглатывает ставшую вдруг горькой слюну, протягивает руку, кончиком пальца снимает ключи с крючка. Они висят слева от зеркала столько, сколько Рыжий помнит этот дом — много, много лет. Протягивает звякнувшую связку Пейджи.
— Мам.
Она вздрагивает.
У неё широко распахнуты глаза.
В них что-то, напоминающее…
— Спасибо, — неровным голосом говорит она. Слабо улыбается и выходит за дверь.
Рыжий остаётся в прихожей и долго, слепо смотрит перед собой. У него ощущение, что он всё ещё опускается на дно.
В «Тао-Тао» народу много — сегодня воскресенье, здесь целый аншлаг в обеденное время. Даже в выходной день люди приходят на обед в кафе вместо того, чтобы провести день с семьёй. Рыжий думает об этом, когда подаёт фрикадельки мужчине за столиком у окна. Узнаёт в нём того чувака, который однажды пил здесь кофе поздним вечером.
Узнаёт не потому, что он не забрал сдачу с сорока юаней, хотя чек был на двадцать шесть, а потому, что на нём тот же недорогой, но аккуратный костюм, лиловый галстук и шляпа, лежащая на столе. На том месте, где обычно собеседник складывает руки, беседуя с вами за чашечкой чая. Рыжий подаёт фрикадельки; мужчина поднимает взгляд, коротко улыбается ему одними губами. У него добрые глаза и седые — у висков — волосы. Плохо выбритое лицо. Еле заметный след от старого прокола в ухе.
— Спасибо.
— Приятного аппетита, — автоматически отзывается Рыжий, и почему-то его начинает мутить от того, насколько безлико звучит эта фраза. Он говорит «приятного аппетита» любому ублюдку, решившему пожрать в этой забегаловке.
Мужчина протягивает руку и достает палочки из держателя. У него на пальце обручальное кольцо. Рыжий смотрит на него и думает: существуют вообще в мире счастливые семьи?
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное