Вольное царство. Государь всея Руси

– Истинно, государь, баишь, – заметил Иван Юрьевич, – твои слова «что править» яз разумею так: татарское – оставить за татарами токмо для показу, и на печатях именоваться тобе «царем булгарским», а слова твои «как правити» яз разумею так: дабы царь казанский был в ответе пред своими татарами и пред царем булгарским, сиречь пред тобой, государем московским.

– Верно, Иване Юрьич, – сие вот нам и надобно, для сего и договор-то писать от Москвы и от Казани, дабы споров потом не было и все было бы точно, как уговорено.

– А ежели нам, – заметил дьяк Курицын, – крепкие заставы с воеводами рассылать повсюду, то и войска не хватит, да и казне государевой великий ущерб. Мира же в покоренных землях все едино не будет, а токмо вражда и зло всякое против нас.

– Верно, верно, – одобрил государь. – Вот ты, Федор Василич, и подумай обо всем с Иваном Юрьичем и проследи, как о сем Василий-то Патрикеев с Майко составят грамоту нашу с Махмет-Эминем, проверь, скрепи и принеси. Ты же, Василь Иваныч, прогляди, какие собраны докончальные грамоты с удельными, уставные грамоты, духовные, какие списки с них сняты и что в них для московского единодержавия пользу дает. Особливо читай грамоты, на которых мои пометы есть. В днешнем во всем и в старине надобно нам подкрепы законам нашим искать. Все же, что для Москвы не к выгоде, истребляй и в наших грамотах, и в удельных, и сии изменения в особой тетради отмечай и держи ее в ларе.

Иван Васильевич помолчал и добавил:

– Не забыть бы. После измены князя Василья верейского надобно переделать докончанье со старым-то князем Михайлой, дабы можно было по сему образцу и верейский удел весь за Москву взять, как мы взяли за Москву Бело-озеро. Иметь надобно сие соглашение с Михайлой Андреичем токмо до конца его живота, а после его смерти удел-то сей к Москве отойдет. Верейский удел дан был-де князю Василью Михайлычу Удалому, а за измену его и побег в Литву он у него отобран и как великокняжеская вотчина дан отцу его пожизненно. Вотчиной же считать старому князю, согласно благословению отца его, князя Андрея Димитрича, токмо жеребий[134] в Москве с пошлинами, а также Ярославец с волостьми, путьми, селами и слободами, со всеми пошлинами и со всем, что к нему из старины потягло…[135]

– Слушаем, государь, и повинуемся, – сказал Курицын.

– Все по приказу твоему, – добавил князь Иван Юрьевич, – точно совершим.

– Добре, – заключил Иван Васильевич, – идите. Токмо отныне все докончанья и завещанья вот так же править и все списки с них, которые нужны будут, вместе с ними в ларях хранить.

В первых числах июня, накануне Троицы, по приглашению митрополита в его покоях после раннего завтрака государь Иван Васильевич думу думал с самим Геронтием об еретиках новгородских – «жидовствующих», которых прислал в Москву со своими обвинениями архиепископ новгородский Геннадий для суда над ними.

На думе вместе с государем присутствовали: его наместник в Москве князь Иван Юрьевич Патрикеев с дьяком Курицыным, старейший окольничий боярин Андрей Плещеев и окольничий Иван Ощера-Сорокоумов.

В то же время были из духовенства у митрополита: архимандрит Зосима от Чудова монастыря и случившиеся в Москве Паисий Ярославов и архиепископ тверской Вассиан Стрига.

По распоряжению митрополита на думу привели посольника от Геннадия дьяка Григория, с обвинительной грамоткой, и еретиков из попов и дьяконов и других «жидовствующих» в сопровождении воинов из полка софиян – что охраняет храм Святой Софьи и архиепископа новгородского.

– Читай грамотку, – сказал Геронтий, обратившись к дьяку Григорию.

– «Державный государь Иване Васильевич и Святитель наш, митрополите Геронтие, – начал дьяк Григорий. – Посылаю вам сих мерзостных жидовствующих еретиков: Осифа, Шмойло, Фаряйя, Моисея и Хануша, первоучителей ереси, прибывших из Литвы, а также и учеников их богомерзкого учения, новгородцев: попа Максима с сыном Иванкой, попа Григория с сыном Самсонкой, Гридю, дьяка Борисоглебского монастыря, Лавреша и Мишука Собаку да дьяконов Макара и Самоху. Все сии в смраде беззакония дерзко отрицают Святую Троицу и воплощение Христа, Сына Божия, вопреки утверждениям святого Афанасия великого Александрийского. Не признают они ни Богоматери, ни таинства освящения даров, оскверняют иконы и святыни церковные, мечут чудотворные иконы в нужники, а в храмах пьянствуют с блудницами, учиняя скакания и плясы…»

– Лжа сие! – не выдержав, воскликнул поп Григорий. – Не можем мы творить сии пакости, ибо мы все смиренно чтим Господа Бога, хотим в мире добра Божьего, как разуму человечьему доступно разуметь.