Вольное царство. Государь всея Руси

На другой день великий князь Иван Иванович приехал к отцу с дьяком Курицыным вскоре после раннего завтрака и застал Ивана Васильевича у растворенного окна.

День был жаркий, солнечный. Лазурное, сверкающее небо, будто расплавленное, сияло и дышало зноем. Иван Васильевич стоял, опершись на подоконник. Сноп ослепительно ярких лучей врывался в окно, горел на узорных вышивках широкой рубахи государя и вспыхивал серебряными нитями в седине его густой бороды.

Иван Васильевич любовался своей Москвой, ее садами, тянувшимися от Кремля до Красного села, радостно следил глазами за белоснежными чайками, время от времени с криками взлетавшими в небо с Москвы-реки, протекающей под самой кремлевской стеной.

Слегка скрипнув, тихо отворилась дверь, и государь увидел дьяка Курицына, а с ним и сына своего, опиравшегося на трость. Молодой соправитель шел медленно, неуверенными шагами.

Бледное, измученное лицо сына испугало государя. Руки его слегка задрожали, но он ласково улыбнулся и воскликнул:

– А, мой гость дорогой! Поди сюда. Погляди в окно. Помнишь сады наши?

– До каждого кустика помню, государь-батюшка! – радостно откликнулся Иван Иванович. – Постоянно в Твери наши сады вспоминаю… А вон там, где церковка деревянная в густой зелени, вижу старые сады. Помню, батюшка, яз там в первый раз зайцев с Васюком вместе травил. Много их в наших садах тогда было…

Иван Васильевич, положив руку на плечо сына, привлек к себе и спросил:

– Как ноги твои, Ванюшенька?

– Днем-то сия камчуга проклятая не мучит меня, особливо в ясные дни, зато по ночам сил моих нет, батюшка!

– Днесь ты, сынок, и Федор Василич со мной обедать будете после приема посла.

Курицын низко поклонился Ивану Васильевичу и молвил:

– Челом бью тобе, государь, за ласку твою! Сей же часец пора нам, государи мои, в переднюю идти. Посол уж там ждет нас.

– Ин, идем, – сказал старый государь и пошел в переднюю.

При появлении Ивана Васильевича с сыном почетная стража, стоявшая вдоль стен и вокруг великокняжеского стола, громко воскликнула:

– Будьте здравы, государи!

Оба государя взошли на свои троны, а князь Патрикеев, выйдя вперед, встал пред лицом их и громко произнес:

– Державный государь! Князь Масальский, посол короля польского и великого князя литовского Казимира, челом тобе бьет от своего государя.

Иван Васильевич встал и молвил:

– Яз слушаю брата моего.

Посол подал верительную грамоту, а принявший ее дьяк Курицын громко прочел в переводе:

– «От короля Казимира, Божьей милостью короля польского, великого князя литовского, русского…»

Иван Васильевич усмехнулся и многозначительно переглянулся со своим соправителем, услышав титул польского короля.

Иван Иванович насмешливо улыбнулся в ответ.

– «Русского», – повторил, подчеркивая, Курицын, и продолжал: – «княжати прусского, жомоидского и других, великому князю Ивану Васильевичу…»

Старый государь, заметив пропуск титула «государь всея Руси», опять насмешливо переглянулся с сыном.

– «Посылаем к тобе посла нашего, князя Тимофея Володимировича, окольничего смоленского, наместника дорогобужского, ино, цо будет тобе от нас молвити, и ты бы ему верил, ибо то суть наши речи. Писано тридцатого мая, указ седьмый».

После прочтения верительной грамоты посол выступил с речью от имени короля Казимира, читая готовую речь по грамоте. Затем посол передал эту королевскую грамоту дьяку Курицыну, и тот перевел вслух: