У стойки, за которой сидела Анна, отирались трое хорошо одетых господ — не то старшекурсники, не то молодые преподаватели. Это, надо полагать, и были те самые «шалопаи», с которыми жаждала познакомиться фрау Майреген-старшая. Генрих нахмурился недовольно.
Один из «шалопаев» рассказывал, видно, что-то смешное. Библиотекарша хихикала в кулачок, но смутилась при виде Генриха, стерла с лица улыбку. Троица у стойки обернулась, уставилась на вошедшего.
— Фройляйн Майреген, — сказал Генрих официально, — нам нужно поговорить. Господа, прошу нас оставить.
— А вы, простите, кто будете? — комик, перебитый на полуслове, смотрел враждебно. Он был высокий, светловолосый, с породистым лицом и водянисто-голубыми глазами.
— Третий департамент. Дело государственной важности.
Генрих полез в карман, чтобы достать жетон, но тот куда-то исчез. Этого еще не хватало! Неужели посеял? Не может быть — вчера, когда он дома снимал пиджак, бляха была на месте. И утром не вываливалась, иначе он бы заметил…
Неизвестно на что надеясь, Генрих пошарил снова. Вроде бы, пальцы коснулись металла — но лишь на миг. Мелькнула паническая мысль — а может, и не было никакого жетона? Может, проблемы с памятью — не у конторы, а лично у него, Генриха? Никто его не восстанавливал на службе, а беготня за Сельмой просто пригрезилась…
Ну уж нет! Он почувствовал, что звереет.
С ума свести хочешь, ведьма? Выкуси! Не сведешь — будь ты теперь хоть четырежды баронесса. Все произошедшее с ним — реально, и он это знает точно. А значит, железяка в кармане, где и положено!
Жетон испуганно лег в ладонь, и Генрих, выдернув его из кармана, ткнул комику под нос. Светловолосый, однако, не впечатлился. Прочтя надпись, пожал плечами:
— И что из этого? Здесь академическое учреждение, а не шарлатанская лавка. Можете размахивать вашей бляхой, пока рука не отвалится. Мы не уйдем. Очень интересно, знаете ли, послушать, какие у вас вопросы к фройляйн Майреген.
— Ах, вам интересно? — вкрадчиво переспросил Генрих. Злость уже не рвалась наружу — горела ровным холодным пламенем.
— Да, представьте себе. В профессиональном, если угодно, смысле.
— Не уверен, что понял вас.
— Я докторант-юрист.
— Замечательно. Вы, часом, не слышали о взрыве в Речном проезде? Тот еще юридический казус. Два департамента ходят вокруг и не знают, за что хвататься. Все буквально на взводе. В такой ситуации любая попытка воспрепятствовать следствию нервирует и наводит на подозрения. Вам это понятно, герр докторант?
Тот несколько побледнел, но сдаваться не собирался:
— Мне непонятно, при чем здесь фройляйн Майреген. И не смейте мне угрожать…
— Юрген, Юрген! — взмолилась библиотекарша. — Прошу вас, не спорьте! Идите, я вас потом позову.
— Но, Анна…
— Уверяю вас, беспокоиться не о чем. Я отвечу на вопросы этого господина — наверняка это лишь недоразумение, которое тотчас же разрешится. И мы с вами будем вспоминать обо всем с улыбкой. Ну же, не будьте таким упрямым!
— Хорошо, Анна, — с достоинством сказал Юрген. — Но имейте в виду, мы ждем в коридоре. В случае чего, зовите нас, не раздумывая.
«Шалопаи», сверкая взглядами, потянулись на выход. Дождавшись, пока дверь за ними закроется, Генрих сказал:
— Вы молодец, Анна, благодарю вас. И извините за этот балаган — я просто не ожидал, что столкнусь тут с вашими… гм… поклонниками. А время терять не следует. В прошлый раз я сказал вам, что меня сняли с дела, но ситуация изменилась…
— Простите, — перебила она, — мы знакомы?
Генриха будто огрели по лбу дубиной. Он осекся на полуслове, а в ушах зазвучал издевательский голос Сельмы: «Ты ее уже потерял». Он воспринял те слова как угрозу — пусть не пустую, но еще не осуществленную. А ведь мог бы уже привыкнуть, что «фаворитка» маниакально точна во всем, в том числе и в формулировках. Если обещала, что мир изменится, значит, так оно и случится. Сказала — потерял Анну, значит, действительно потерял…
— Я неудачно выразился, фройляйн Майреген, — выдавил он. — Имел в виду, что еще в прошлый раз хотел обратиться к вам, но обстоятельства не позволили. Вы ведь библиотекарь, работаете, среди прочего, с раритетами, а мне нужна была научная консультация…
Генрих умолк, заметив, как у Анны округлились глаза. Проследил ее взгляд и мысленно выругался — деревянная стойка, в которую он вцепился, густо покрылась изморозью.
— Не пугайтесь, — сказал он мягко. — Это лишь случайный эффект, растает через минуту…
Желая успокоить ее, сделал шаг за стойку, но девчонка испуганно вжалась в кресло. Генрих поднял ладони и отступил.
— Все, все. Смотрите, я уже ухожу. Сейчас вернутся ваши друзья. И вы были правы — это всего лишь недоразумение. Я ошибся и пришел не по адресу…
Больше всего он сейчас сожалел о том, что не умеет стирать память, как «фаворитка». Чтобы Анна заснула на полминуты, а проснувшись, просто забыла эту безобразную сцену.
Он выскочил за дверь и едва не сшиб кого-то из «шалопаев». Тот бросил ему в спину обидное замечание, но Генрих даже не обернулся. Он шел по длинному коридору, а солнце за окнами, красное от стыда, сползало за горизонт.