Вольноопределяющийся

Перевалив каменную насыпь, я направился вдоль по склону горы. Передвигаться на одних руках без помощи ног было тяжко и утомительно. К тому же, мои мышцы ослаблены из-за многодневной процедуры вынужденного лечения. Я не просто перемещался в произвольном направлении. У меня была цель. И цель эта находилась на противоположной стороне горы. Проползти с километр по горе, потом скатиться со склона, потом еще чуток проползти, и я окажусь в лесу на берегу неширокой, но довольно глубокой горной речки. Там проще спрятаться, и еда какая-никакая имеется. А пища для меня в настоящий момент самый необходимый ресурс.

Наступившая ночная мгла ничуть не мешала моему передвижению. Крупные валуны я обходил, точнее, обползал, мелочь отбрасывал руками.

В какой-то момент заметил сидящую на валуне ящерицу. В голове аж помутилось от голода, поэтому немного промахнулся, вместо полноценной рептилии в руке остался лишь шевелящийся хвост. Мясо! Сунул в рот и начал жевать. А что? Вполне вкусно, жаль мало. Следующей в коллекции моих кулинарных экспериментов оказалась улитка. Их вроде бы французы с удовольствием трескают. А чем я хуже? Моллюск ушел на ура вместе с панцирем. Через сотню метров мне повезло наткнуться на змею. Большая толстая лежит себе преспокойненько между камнями. Я как её увидел, едва слюнями не подавился. То, что она может оказаться ядовитой, меня ничуть не смущало. Схватил пресмыкающееся трясущимися ручонками в районе головы и шмякнул башкой о ближайший камень. Сожрал вместе со шкурой и внутренностями, урча от наслаждения будто дикий зверь. Впрочем, голову оставил, там могут быть ядовитые железы, и острые зубы в наличии. Оно вроде бы при приеме внутрь змеиный яд не опасен для человека, однако испытывать на себе не рискнул.

Проглотив змеюку прислушался к внутренним ощущениям. Рвотных позывов не испытываю, с голодухи даже оченно приятственно. Вот только переполнения желудка отчего-то не ощущаю. Странно, слопал не меньше килограмма сырого мяса, а в брюхе по-прежнему пусто. Интересно, куда оно девается, все-таки желудочный сок не царская водка, на раз органику не растворяет. Обследовал магическим зрением желудочно-кишечный тракт и, не обнаружив там ни намека на недавно съеденные «харчи», здорово подивился своему обновленному метаболизму.

Тут характерный запах донесшийся до моего носа возвестил о самопроизвольном опорожнении прямой кишки. Из-за переломанного позвоночника я даже не почувствовал, как именно это произошло. Вот конфуз-то! Насрать в штаны, такого со мной никогда не случалось, если только в далеком грудном возрасте. Блин, да еще и напрудил! От стыда готов был сквозь землю провалиться. К счастью земная твердь не разошлась и не поглотила мою бренную оболочку. Хотел отремонтировать позвоночник, чтобы подобных пердимоноклей со мной не случалось, однако мой изрядно потрепанный ведунский дар подсказал, что вещества, полученного в результате переваривания нескольких улиток, змеи и хвостика ящерицы для этого недостаточно. Пришлось далее продолжать движение в выбранном направлении.

Давным-давно в раннем детстве дед, находясь в легком подпитии, мне поведал, как жидко обгадился в своем первом бою.

— Ты Андрюха, не думай, что на войне все как в кино, — опрокинув в рот очередную рюмашку, рассуждал дед. — Там сплошь и рядом кровь, говно и пот солдатский, никакой романтики. — И немудрено не обосраться, когда на тебя прет эдакая железная дура и шмаляет по тебе из всех своих стволов. Обосравшись, мудрено не растеряться и не драпануть сдуру, куда глаза глядят, вместо того, чтобы залечь на дно окопа и дождаться, когда танк проедет над тобой, а потом ему в корму положить бутылку с зажигательной смесью. А когда фрицы начнут вылезать из коробки брать их спокойно на прицел винтаря и давить, как тараканов. Кто обосрался на войне, но после не растерялся, стал потом настоящим бойцом, коего, внучок, с кондачка не возьмешь. Именно такие ребята потом зачищали Европу от фашистов и брали Берлин. Что же касаемо испачканных штанов, так их завсегда опосля боя можно отстирать в ближайшей речке или еще каком водоеме, а вот испоганенную честь отмыть ничем невозможно.

Тогда слова деда я воспринял не совсем серьезно, а вскоре и вовсе о них позабыл. Теперь вспомнил и мысленно поблагодарил его за моральную поддержку. Справедливости ради стоит отметить, что обгадился я не от страха, а по причине своей физической ущербности. Значит, не паримся на этот счет, подлатаю организм, отстираю форму в речке, будет как новая. Где-то под завалами камней лежит мой баул, в нем и мыло имеется, и полотенце, и смена чистого нательного белья. Кстати, там же еще несколько банок консервированной тушенки, мешок сухарей, шмат сала, приличный кусок сахара. Сука! Как же я обо всем этом позабыл?! Хотя, заниматься раскопками в моем теперешнем состоянии, пожалуй, дохлое дело. Вернусь, когда более или менее оклемаюсь, заодно и оружие поищу под завалами.