Волнующий мир старины

— Не сейчас только, а если меня арестуют. Вот тогда и передашь. Письмецо там, личное, — пояснил он. — Только не спешу, пусть всё уляжется. Недельки через две-три и отдашь. Договорились?

— Да, что уляжется- то? — Удивился тогда я.

— После поймешь. А нет, так мне обратно вернёшь, не потеряй только. Вещица ценная, и дорога мне по своему.

— Ну, ладно.

— Только о письме этом никому! И о портсигаре тоже. — Взмолился Сергеич — обещаешь?….

— Пришлось поклясться. — Закончил дед. — А после его забрали. Воровал оказывается, у Советской власти. Мошну набивал. Это я уже после узнал, когда весь завод гудел. — Мошенник мол, ворюга!

— А вы чего?

— Выждал положенные три недели и поплелся к его жене, портсигар отдавать. Хотя страшно было до одури! Время тогда простое было, чуть что, сразу к стенке. За дело если. А этот, как выяснилось десятками тысяч воровал. Это сейчас все воры в думе сидят, а тогда нет, только в тюрьмах. Если повезёт конечно.

— Ну и не ходили бы!

— Обещал же. Может это последняя весточка от него будет. Так что, собрался с духом и вперёд. А у подъезда уже «воронок» стоит, фарой мигает. Понятно по чью душу. Прошёл я мимо и на соседской скамейке присел, смотрю, чего дальше будет?

— Ну?

— Спустя пять минут вывели её, Веру Андреевну под белые ручки, посадили в авто служебное и увезли куда следует. Испугался я, соучастником себя почувствовал, руки дрожат, в ногах слабость. Кинулся к черному входу. А в руках портсигар проклятущий, ну и кинул его в щель у входной двери. Пусть там полежит до времени…..

— А с тёткой что? Посадили?

— Выпустили спустя месяц. Постаревшую, почерневшую, но живую. Мать потом долго ходила к ней, успокаивала, помогала, чем могла.

— А Виктор что?

— Расстреляли чуть позже. А я терпел-терпел и пошёл к его жене каяться. Так мол, и так, письмецо имеется, под пол только провалилось. Могу достать если что. А Вера Андреевна выслушала равнодушно, рукой махнула, и отказалась.

— Вот такая история. А портфель я этот помню, Сергеич с ним на работу каждое утро ходил. Ну что, давай открывай его, что ли, посмотрим, какое там золото.

Сергей раскрыл портфель, достал коробку, больше там ничего не было. Жестянка открываться не хотела, ножом пришлось поддеть. Поддалась. И взору Сереги и Петровича открылась толстая пачка старых денежных ассигнаций. Купюры старого образца, от полтинника до сотни. Более сорока тысяч набежало. Не малая сумма по тем временам.

— Эге, — крякнул старик, — вот это Витька. Силен! Значит все — таки правда, попер он денежки-то, а я сумневался, на Советскую Власть бочку катил. Вот так. Ну и что ты с ними теперь делать будешь, в банк понесешь, может, поменяют по курсу? — засмеялся он.

— Да нет, где сохранность получше, — себе оставлю, а остальные продам, они сейчас каких-никаких денег стоят. Многие интересуются.

— Ну да, ну да, — согласился старик и задумался. Потом продолжил. — Так вот это я тебе про Витьку историю рассказал, но ещё моя про запас имеется. Хочешь послушать?

— Хочу! — Загорелся Серый.

— Ну что ж, тогда послезавтра приходи, к вечеру. Будет тебе быль-небылица.

Он не роптал, не унижался,

На немцев как-то набредя.

Он просто нагло улыбался,

В штанах гранатой шурудя.

Triggert.

Г Л А В А 6

На войне, как на войне

В назначенный час Серый накупив с щедрой руки кондитерских изделий, холодной закуси, а главное, чекушку коньяка, отправился к Ивану Петровичу в гости. Там его уже ждали.

— Пришел-таки, и коньячком запасся. Хвалю! — Обрадовался дед. — Ну, проходи, присаживайся, сейчас пировать будем. И было чем, Петрович не поскупился, выставил варенье, мед, охапку бутербродов, заварил чаю. — Ну, давай что ли по одной, и начнем, — решился дед. Выпили, закусили и дедуля, затянувшись какой-то отравой, начал вспоминать:

— Давненько это было. По весне. Аккурат когда наши фрицев из города выбили. Да и не город это был уже, одни развалины. Рыскали мы тогда с моим другом Пашкой по этим самым трущобам. Искали, значит, чем поживиться можно. Время было страшное, голодное. Шел мне в ту пору тринадцатый год, Пашка постарше был, года на два. Ну, так вот, лазили мы тогда в разбитых домах, в квартирах, на чердаках, и ковырялись в оставленном хламе, шкафах там, сундуках и прочей утвари, на предмет съестных припасов. Ну и наткнулись на бидон под сломанной тахтой.

Открываем, а там три куска мыла, пара пакетов грузинского чаю, немножко крупы, таблетки какие-то, спички и баночка из-под вазелина. Потрясли ее, гремит! Нос сунули, а там пять золотых червонцев образца 1923 года. Сеятели! Знаешь наверное?

— Угу.