Волны

Она засмеялась, убрала волосы за ухо, отложила спицы, куда-то ушла. Я болтал ногами, сидя на высоком стуле. Кроме нас в квартире никого. Во всём мире кроме нас никого. Тёмное страшное пятно, которое когда-то плавало по моей комнате, больше не вернётся. Мы вдвоём. И нам очень хорошо вдвоём. Разве хоть с кем-то маме может быть лучше, чем со мной? Придётся нам всё-таки пожениться.

Затем наступало время ложиться спать. В комнате кромешная тьма, но мне не было страшно. Мне снились полёты, звёзды, планеты, космические корабли и пришельцы из далёких галактик. А утром, после завтрака, я шёл к бабушке. Она уводила меня на свой огород, где я рвал крыжовник и бегал по огромным полям, представляя себя как минимум звездолётом…

«Огромные поля» теперь не такие уж огромные. Крыжовник давно не растёт, да и огорода бабушкиного нет. Есть ли там вообще огороды? Мне интересно, как образ старого мира, сохранившийся лишь в воспоминаниях, накладывается серой плёнкой на реальность перед глазами. Воспоминания сейчас куда больше того пространства, где они зародились. А ведь многое стёрлось, исчезло, растворилось во времени, но то, что осталось, теперь не вмещается никуда. Там, где когда-то был целый мир, теперь всего лишь крошечный двор полный песка.

Там мы с тобой никогда не были.

Но были другие. Как же их звали? Передо мной возникли тысячи имён, я протянул руку и вытащил два: Маша и Глеб. Пусть будут Маша и Глеб.

Глеб жил далеко, а вот Маша – в соседнем доме. А её бабушка, у которой она часто гостила, жила прямо над моей бабушкой, где часто бывал я. Поэтому так сложилось, что мы постоянно ходили друг другу в гости и со временем стали просто не разлей вода.

Других детей словно бы и не было. Весь песочный двор принадлежал лишь нам одним. А помимо двора в наши владения входили: лабиринт из сараев и гаражей за домом, дорога до ближайшего магазина, территория перед школой, двухэтажная деревянная помойка и даже берег реки, куда вела живописная лесная тропа. В общем, мест для игр было хоть отбавляй.

А ещё, лето в моих воспоминаниях никогда не заканчивается.

***

На столе лежали вырезанные из газет и журналов глаза. Маленькие и большие, круглые и овальные. Я пытался понять какие из них лучше всего подойдут нарисованному мной медведю. Маша в это время старалась выхватить у меня новенький коричневый фломастер. Но я ещё не всё закрасил и не отдавал его. Она заплакала и стала жаловаться бабушке, которая, как по волшебству, появилась у меня за спиной. Та посмотрела на наши рисунки, на моего огромного медведя, которому я уже приделал два зелёных глаза и на её радугу, лишённую коричневой полосы. «Возьми другой фломастер, – сказала бабушка Маше, – медведю коричневый важнее». Я торжествующе посмотрел на свой рисунок, наслаждаясь победой.

Спустя полчаса рисунок резко стал мне безразличен, и я всерьёз начал думать о том, что надо было отдать Маше фломастер. Поднялся на второй этаж, позвонил в дверь, спросил её. Она сегодня не выйдет, сказали мне. Расстроенный, ушёл гулять в одиночестве.

***

Бабушка позвала меня к входной двери. К тебе невеста пришла. Я смущенно вышел из-за угла и увидел Машу. Та вся светилась от счастья, ей не терпелось пойти на улицу, она нашла что-то интересное за магазином, и я срочно должен был это увидеть. Я сказал, мол, да-да, конечно, уже бегу. Она замерла на мгновение и тут внезапно поцеловала меня в щёку. Затем быстро вышла за дверь. Я долго смотрел ей вслед, пытаясь запомнить момент. Запомнить его оказалось несложно.

Даже когда мы переехали, я часто проводил лето у бабушки. Только тогда я мог видеться с Машей и Глебом, которые остались там. Но затем родители, а их теперь у меня было двое, купили дачу, и лето я начал проводить на ней. Там тоже были ребята, с которыми я дружил, гулял и купался, но никто из них не запомнился мне как-то особенно.

Маша уехала из страны. Куда-то далеко, так, что связь наша оборвалась. Просто однажды я приехал к бабушке, а мне сказали, что Маши нет, и никогда уже не будет. Глеб пропал точно так же. Однако, в отличии от Маши, он довольно скоро вновь объявился в моей жизни.

И вот, когда бабушка умерла, а Маша с Глебом исчезли где-то за границей видимого, место вечного лета стало одним огромным воспоминанием. Я приезжал туда ещё несколько раз, ходил по всем нашим местам, но почти ничего не узнавал. Я смотрел на некогда свой дом и даже заходил в подъезд, но теперь всё мне казалось каким-то незнакомым, чужим. Так вселенная моего детства превратилась в тыкву и опустела.

Я перебрался жить ближе к морю, а значит ближе к тебе. И так же, как и ты, приходил на его берег. Иногда с книгой, иногда без. С моим младшим братом мы устраивали вылазки на эти огромные гранитные скалы. Кто бы знал тогда, что на противоположном берегу, возможно именно в тот самый момент, ты начала делать в блокноте свои первые наброски нашего общего моря.

Однако, чтобы в конце концов встретиться с тобой, мне нужно было сбежать из своего города.

***