Волны над нами

Если мраморные крабы чувствуют себя совершенно непринужденно и в воде и на берегу, то маленькие крабы-водолюбы — ксанто, которых тоже порядочное количество под камнями на небольшой глубине, никогда не покидают воду. Обычно у них панцирь не более пятикопеечной монеты, непропорционально большие клешни и совсем маленькие ходильные ножки. Несмотря на свой незначительный размер, они умудряются съедать крупную рыбу за несколько часов. Степень разложения и запах не имеют значения для маленьких обжор.

В один из особенно жарких дней знакомая студентка получила в подарок от рыбаков отличный экземпляр триглы — морского петуха. Единственным недостатком рыбы был очень слабый, но недвусмысленный запах. Однако для того, чтобы снять с него шкурку и сделать чучело, петух был еще пригоден. Николай показал, как это надо делать, и мы со студенткой уселись в музее за рабочим столом.

Вскоре первый интерес к работе угас, мы перемазались до ушей и, торопясь, прорвали шкурку. После короткого совещания было решено сначала освежиться в море, а потом доделать начатое. На море было отлично, был даже ветерок. Мы встретили знакомых, идущих в дальние бухты, и отправились с ними, совершенно позабыв о петухе.

Ночью было около 40 градусов тепла, а в зале музея, нагретом за день солнцем через закрытые окна, пожалуй, еще больше. Едва я открыла утром дверь музея, как петух напомнил мне о своем присутствии таким зловонием, какое может исходить от морской рыбы, пролежавшей почти сутки в жаре. Я захватила ванночку с петухом и побежала на поиски его владелицы. Она совершенно забыла о его существовании и, вероятно, от угрызений совести изменилась в лице, когда я поднесла ей петуха. Уступая бурному протесту окружающих, мы ушли к морю и как следует вымыли рыбу, что несколько ослабило запах. Шкуру мы все же сняли и очистили череп, а потом решили дать им еще немного помокнуть в воде.

Сидя на камешке и обсуждая различные события, я случайно взглянула на шкурку, вяло болтавшуюся у наших ног в тихих и теплых волнах. Шкурка шевелилась и резво отползала в сторону. Я схватила ее за край и перевернула. Десятка два крабов-водолюбов сидело на ее изнанке. Они неохотно разбежались, но из-под всех камней выглядывали внимательные стебельчатые глаза. Мы бросили им тушку рыбы, и тут закипело пиршество. Крабов становилось все больше, и скоро рыбы почти не было видно под их коричневыми и сероватыми панцирями. Про шкурку мы опять забыли и несколько бойких обжор деятельно очищали ее от волокон мяса и жира. Мы лишили их этого невинного удовольствия, и дальнейшая судьба петушиной шкурки мне не известна. Но я подозреваю, что это она создавала пряный аромат в кустах за палаткой студентов.

Тушка была съедена за несколько часов. Уже к вечеру от нее оставались только жалкие лохмотья, в которых копошились опоздавшие крабики. Эти санитары не дают павшим животным загрязнять море и убирают их за обе щеки.

Когда стоишь по шею в воде, балансируя на вершине подводного утеса, глаза слепят белые вспышки солнца на гребешках, мелкие волны ударяют в маску, заливая стекло, и сбивают с постамента. Тело потеряло привычный вес, и опора то и дело ускользает из-под ног. Но стоит только на несколько сантиметров погрузить голову в воду — и вы в другом мире. Здесь разлито спокойное зеленое сияние, насыщенное солнцем, по пухлым клубам бледно-охристой цистозиры скользит живая сетка бликов. Вокруг темных утесов вьются зеленушки. Они пляшут, как рой мотыльков, вспыхивая серебром в солнечном свете, и исчезают из глаз, заплыв в густую тень. У дальних скал бледными призраками проплывают какие-то большие рыбы. Потом все медленно начинает меркнуть и темнеть. Исчезают золотистые зайчики солнечных лучей, вода становится пасмурной, темной, как будто сумерки осеннего дня спустились сюда в июльский полдень. Это на солнце наползло небольшое облако. Но оно пройдет, и снова вода засветится сине-зеленым рассеянным сиянием.

Прозрачный купол почти плоской, как диск, медузы медленно проходит у скалы. Через нее просвечивают камни и водоросли. Временами купол становится совсем невидим, и только четыре матовые бледно-желтые подковки в его центре и слабо извивающиеся сборчатые приротовые отростки плывут в воде странным четырехлепестковым цветком. Это ушастая медуза-аурелия. Она не обжигает при прикосновении, как другая медуза Черного моря — корнерот (пилема). У корнерота массивный матовый сверху колокол оторочен по краю кобальтово-синей каймой. Из-под купола свисают пышные, как бы кружевные оборки приротовых придатков, усеянных стрекательными клетками. Если вам обязательно надо трогать медузу, берите ее за верхнюю часть купола. Тогда вы можете считать себя в безопасности от ожога, напоминающего ожог крапивы.

Иногда осенью к берегу прибивает множество помутневших полудохлых медуз. Они слизистой массой качаются на мелкой воде и выкидываются волнами на берег. Такую картину мы наблюдали на Азовском море.