Волны памяти. Сборник рассказов

Скрепя сердце, Давид согласился. Мучила совесть. А что делать? Надо выручать девушку… Когда она уедет, что-нибудь придумаем. Бармин пришёл с Лизой. Она бросилась благодарить Давида. Повиснув у него на шее, девушка горячо целовала щеки и губы. Не ожидавший такого напора, Давид стоял растерянный и бестолково улыбался. Выручил Игорь. Насилу отцепив Лизу от Давида, повёз её сначала в тот же магазин, чтобы снова выбрать одежду, так как на «губе» у Лизы отобрали всё гражданское. Потом – на вокзал и посадил в поезд, отправляющийся в Советский Союз. Больше её Давид не видел… И вот такая встреча…

Концерт кончился. Когда вышли на улицу, Люба спросила:

– Ну, как тебе концерт, понравился? По-моему – хороший.

– Согласен, – проговорил Давид Наумович, погруженный в свои мысли.

«Декабристка»

Послевоенная разруха и нехватка рабочих рук в деревне, а также неурожай 1946 года – вот те объективные причины, которые привели к голоду в СССР. Он охватил центральную часть России, Украину, Молдавию и Казахстан. Были и субъективные причины голода. Советская власть не хотела раздавать голодающим стратегические запасы зерна, предназначенные для другого важного дела – обмена на валюту. Этой валютой государство расплачивалось за поставки из-за рубежа станков и оборудования для восстановления промышленности. Кроме того, делались запасы на случай будущей войны. И снова власти жертвовали народом во имя процветания государства. И, недаром, Сталин отказался от плана Маршалла, по которому США обещали безвозмездную помощь Советскому Союзу. Он понимал, что стоит только принять эту помощь, как тут же окажешься в зависимости от дяди Сэма. Мы, дескать, люди гордые: умирать будем, а не пойдем в кабалу. Но как, спрашивается, власти решали проблему голода? Да очень просто – старым испытанным методом продразвёрстки. То есть, насильно изымали хлеб у крестьян в районах, не затронутых голодом. А это – Южная Сибирь. Но почему крестьяне не хотели сдавать хлеб государству? Да потому, что государство снизило закупочные цены, и крестьянину было просто невыгодно продавать излишки зерна. Итак, история повторяется…

Вот в такой обстановке в феврале 1947 года автобатальон, в котором служил мой отец, послали в Клундинскую степь реквизировать у крестьян излишки хлеба. Дислоцировался батальон в Рубцовске. По прибытии туда отец понял, что такое зимняя степь. Сильные ветра и крепкие морозы, а самое главное – бураны, когда не видно ни зги. И так заносит снегом машину, что потом приходится откапывать её из-под огромных завалов.

На задание двигались колонной по три грузовика. Впереди шёл танк, расчищая дорогу, и в случае заноса в качестве буксира. В кабине каждой машины – по два человека: один ведёт, другой отдыхает. Расстояние между деревнями – несколько десятков, а то и сотен километров. Вот тогда отец научился спать сидя. Кругом степь, смотреть не на что, и сон сам собой приходит. Через два часа напарник толкает в бок: просыпайся, мол, твоя очередь вести машину. А приезжаешь в деревню, – начинается тягомотина с выколачиванием хлеба. Крепкий мужик-сибиряк божится, что хлеба нет. Приходится обыскивать амбары, лезть в ямы и доставать утаённые мешки с зерном. Плачь, ругань, угрозы сопровождают это действо. А ничего не попишешь: приказ есть приказ. Тогда отец много наслушался и про советскую власть, и про Сталина…

А в Москве его ждёт беременная жена, получающая хлеб по карточке иждивенца. Люба рвалась к мужу, боясь, что сибирячки, девки боевые, охомутают её Димочку. Любины сёстры Нина и Маша отговаривали новоявленную декабристку от этого шага.

– Куда ты собралась в такую глушь, да ещё на сносях? Там же адский холод. Простудишься, заболеешь, не дай бог, помрёшь…

– Нет, девочки, я всё-таки поеду. Пусть я умру, но близко от него.

– А ты подумала о нас, о Диме, наконец? Он тебя любит.

– Любит, говорите? – Люба вскинулась, как ужаленная. – Да его любая сибирячка окрутит!

– Ты что такое несёшь! – возмущались сёстры. – Совсем спятила!

– Да! Спятишь тут… Всё равно поеду!

– Хоть подожди до родов. Родишь, – тогда езжай, куда хочешь…

– Ладно, уговорили…

А в это время отец ехал на очередное задание. Он думал о том, что раньше продотрядовцы двигались на подводах, запряжённых лошадьми.

Н-да, техника ушла вперед, а люди…

– Буран идёт! – вывел из задумчивости резкий голос напарника Петра Скачкова.

Отец тревожно вгляделся в надвигающуюся на них чёрную тучу. Танк ушёл далеко за линию горизонта. Не успеет на выручку…

Ветер налетел на колонну грузовиков с остервенением, как стая голодных волков. Снежные заряды мигом залепили окна кабин всех трёх машин. Стало темно. Рация не работала: как назло, села батарея питания. Надо переждать непогоду.

Буран бушевал трое суток. Потом наступила мёртвая тишина. Люди, засыпанные снегом, спали в кабинах, ожидая подмоги. И она пришла. С рокотом танковых моторов – сразу два танка подогнали – и звоном лопат, крошащих промерзший снег.