Волны Русского океана

– Ты забываешь, что начальник экспедиции я, а ты просто нанят, зафрахтован. — Тараканов с трудом произнес неудобное для русского человека слово. Вообще, по-английски он говорил куда правильнее, чем на родном языке, но вот все эти «сограждане», «экспедиция» и тому подобные инословия выговаривались так, будто в рот внезапно набивалась каша. Каждый раз, одолев возникшее препятствие, Тимофей Никитич отводил душу заковыристым русским матом, но сейчас было не до того: он заметил спешащих к мостику матросов во главе со старшим помощником шкипера Беном Грантом. — Прикажи своим людям готовить шлюпки и не смейте мешать мне!

Водсворт открыл рот, чтобы возразить, но взглянул в бешеные глаза русского и, махнув рукой, приказал Гранту приготовить шлюпки к спуску на воду.

Тем временем берег приближался, уже явственно доносились щелканье ружейной пальбы и рявканье пушечных выстрелов. Тимофей повернулся к своей команде:

– Слушайте все! Там, — он показал рукой на ползущие вдоль берега дымы, — там наши товарищи насмерть дерутся с бандитами, и мы должны им помочь. Все, кто умеет стрелять, получат ружья, остальные будут драться саблями.

– А ежели кто не хочет драться? — послышался одинокий голос.

Глаза Тимофея мгновенно выцепили в толпе худощекого мужичка в армяке.

– Ты, — рука Тимофея устремилась теперь на него, — заруби себе на носу: ты не хочешь помочь сегодня, завтра никто не поможет тебе.

– Да я ничё… — заюлил мужичок, — я к тому, што никто нам на Ситке про драку смертную не сказывал…

– А никто и мир со спокоем не обещал, держи меня за ноги, — неожиданно рыкнул на него Пугач, который по-прежнему обретался возле Антипатра: помогал ему с курсом. — Понял, шелупонь косоротая?

Толпа загоготала: рот у миролюба, и верно, был косоват.

– Да понял я, понял… — заспешил мужичок. — Как все, так и я, чё уж тут…

– Вот и ладненько, — заключил Тараканов и начал командовать: — Огородников, Кулаков, раздайте оружье. Зырянов, Квасников, Расторгуев — к фальконетам! Флаг полосатый видите? Там у них пушки — вдарьте гранатами, когда подойдем на выстрел.

И все закрутилось.

Заметив корабль под американским флагом (Баранов на Ситке настаивал на российском, но Водсворт тогда категорически отказался), рейнджеры даже и не подумали по нему стрелять; поэтому «Ильмена» спокойно вошла в устье реки, спустила шлюпки и отправила первую партию десанта. Спохватились они, когда три шестифунтовых фальконета ударили с борта по холму, и картечные гранаты взорвались на их собственной батарее. Залп для рейнджеров оказался ужасающим: картечь выкосила почти всех артиллеристов. Он вызвал смятение среди атакующих крепость и восторженное «ура!» среди осажденных, которые крепко приуныли при виде американского флага на корме входящего в устье реки судна.

– Мы уверились, что наша песенка спета, — рассказывал позже Булыгин, поминутно трогая забинтованную голову, — и я готов был приказать сложить оружие, чтобы не плодить лишних жертв. А тут — нате вам! — бомбы, взрывы, и американцы покатились назад… Отлично придумано с флагом, Тимофей Никитыч!

– Да с флагом-то мы как раз ничё не придумывали, — хохотнул Тараканов. — Само получилось. Водсворт ваще хотел мимо пройтить, пришлось постращать его арестом.

– Ну и правильно! Нечего им потакать! Деньги платим — пусть дело делают, и свое место знают. — Булыгин сказал это сердито, но тут же разулыбался: — А десант твой в драке хорош: сразу видно — не случайно кандалами гремели. Особенно этот рыжий леший… как его?..

– Омельян Епифанцев, а свои кличут — Емелька Пугач.

– Пугачева, значит, поминают? — ощерился Булыгин. — Ну-ну…

Десант дрался, конечно, неумело, не по-военному, но самозабвенно. И не столько прикладами и штыками да саблями, сколько кулаками. Бывшие каторжане явно истосковались по размаху и удали, по бою «стенка на стенку», смертельная схватка превратилась для них в кулачную «потеху», коей издревле славилась Русь, и они дали волю годами истязаемой душе. Американцы никак не ожидали такой веселой ярости в глазах «этих бешеных русских»; их пренебрежение к оружию рождало в сердцах завзятых охотников невольный ужас, а ужас быстро превращался в панику. Рейнджеры сначала отступали, но потом кто-то побежал, а кто-то поднимал руки, бросая ружья, эти замечательные двустволки, один ствол у которых был гладкий, а второй — нарезной, позволяющий прицельно бить за пятьсот шагов, эти дорогущие Мортимеры, стоившие несколько шкур морского бобра. Индейцы преследовали бегущих и добивали тех, кто не сдавался, а индейские скво собирали брошенное оружие — так им приказал вождь Ютрамаки.

Гонцы Маковаяна, кстати, не успели привести воинов из разграбленных селений: рейнджеры, как и говорил Джек Брэдли, ринулись добивать форт, не дожидаясь прихода отряда Дэвида Томпсона — просто из желания немедленно выручить товарища и воздать «по заслугам» его похитителям. И, не появись «Ильмена», им бы это вполне удалось.