Волны словно кенгуру. Повести о далеких плаваниях

— Да, может, и сами слышали эту историю?

САМАЯ ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ

— С полгода назад в этих местах тоже шло наше судно, дальневосточное. Ночь была. Чуть-чуть швыряло. Все улеглись спать. Остались только вахтенный да капитан.

А часа в три ночи один машинист вышел на корму покурить перед сном. Встретил в дверях механика, кивнул — и разошлись. Один — в каюту, другой на корму.

Ночью судно тряхнуло раз-другой — волна прошла. Покачало и успокоилось.

А утром стали поднимать вахтенных на работу, зашли к машинисту — нет его, стали искать на палубе — нет! Заглянули в шлюпки — и там не ночевал!

Капитан крикнул механика, спрашивает:

«Кто машиниста в последний раз видел?»

Механик говорит:

«Я. Он на корму вышел».

«Когда?»

«Да часа в три ночи».

«Так в это время по корме волна прокатилась! Да не одна, — спохватился капитан. — Неужто смыло?… — И тут же приказал: — Развернуться на сто восемьдесят градусов! Полный вперёд!»

Посмотрел капитан на часы: восемь часов утра.

— А вода вон какая — акул полно! — воскликнул Иван Савельич.

— И з-змеи и-плавают, — вставил в рассказ Веня.

— Да, — сказал Иван Савельич. — Развернулись они.

Пошли обратно по тому же курсу. Точь-в-точь. Волнуются! Шутка ли, человек потерялся! Вся команда глядит за борт — в волны, по горизонту.

Час прошли они, другой. Нет человека! То акулий плавник мелькнёт, то плеснёт рыба. Дошли до ночной точки.

Проверили там. Никого!

И вдруг кто-то сверху как закричит:

«Вижу, вижу! Человек за бортом!»

Присмотрелись — действительно человек! А ведь восемь часов уже прошло!

Спустили шлюпку, подгребли к человеку — машинист! Лежит на воде и ждёт. Устал, конечно. Руки дрожат. Помогли ему взобраться на борт, потащили в медпункт. А он отмахивается:

«Не надо, — говорит. — Дайте закурить».

«Как же ты так? — спрашивают. — Почему к берегу не плыл?»

А он отмахнулся:

«А куда мне плыть? В мангры?»

«А не боялся? Тут акулы, там акулы!»

«Сперва боялся, — говорит. — А потом перестал. Какая польза от страха?»

«И никого, — спрашивают, — не было?»

«Были… Прошли японцы. Позвал — не слышат. Ещё кто-то проплыл; хотел крикнуть, голоса не стало. А что за мной вернётесь, верил. Потому и не уплывал никуда. Вы вернётесь, а меня нет. Волноваться будете…»

Вот случай так случай, — сказал Иван Савельич. — Почище любого змея. Человек в друзей верил! Вот как жить надо, чтоб в море никаких змеев не бояться!

— Да, — согласились все. А Веня сказал:

— А змей в-всё р-равно был.

— Ну ладно, передай по вахте: если вдруг ещё выплывет, пусть задержат, — сказал Иван Савельич и пошёл спать. Но мы ещё долго вглядывались в смутную воду. Ведь сами видели, как уходила к манграм извилистая змеистая линия.

АКУЛЫ НА КРЮЧКЕ

В залив Кач мы вошли вечером. Ни огонька, ни деревца. И тишь стояла такая, что голос глох. Далеко забрались. Посмотришь на карту: справа пустыня, сверху — Азия, снежные хребты Гиндукуша. А за ними наши пустыни. А там тайга, и только потом, далеко-далеко, Москва. Попробуй доберись!

За бортом шелестели вода и песок. Пробирались мы с осторожностью, как в лоции велено. Тут мель, там затонуло судно. А в полутора милях от затонувшего судна — наша стоянка.

Боцман бросил якорь в мутную воду, тихо сказал:

— Ну и жара. Хоть бы пальмочка где…

— А вон! — показал я на Валерия Иваныча.

«Чудеса ботаники» поливал у трюма ящики с цветами.

— И то верно, — улыбнулся боцман и подошёл к электромеханику.

Сел рядом на железную палубу, погладил железной ладонью зелёные хвостики в фанерном ящике и сказал:

— Хорошо. Пустыня, железо. А тут — на тебе — трава-мурава, чудеса ботаники!

И вдруг с кормы раздался весёлый крик и хохот:

— Ага! Я говорил!…

— И я говорил.

Все потянулись на корму. Там Фёдор Михайлович тянул леску, а на ней билась, растопырив жабры, большая, как сом, рыбина.

— Ну и рыбка! Вот теперь сварим ушицу! — приговаривал Ваня.

— Да ты уж наваришь, — сказал боцман.

— А что? — обиделся Ваня. — Я когда в армии служил, так самому генералу варил!…

Наступила ночь.

Всё притихло, погасло, и только откуда-то издалека пробивался к нам далёкий свет маяка.

С рассвета все, кто мог, бросились на корму. Лески переплетались, как паутина, вспыхивали от солнца, и рыбы шлёпались на палубу одна за другой. Я оттащил на камбуз уже два ведра — лески у меня не было — и бежал с третьим, как вдруг кто-то крикнул:

— Акула!

Один из электриков стал выбирать леску. На крючке, прозрачный от жира и солнца, дёргался молодой акулёнок и пытался схватить электрика за палец.

— Вот это улов, — оценил добычу начальник рации.

— Да выбрось ты его! — сказал Ваня. — На что он мне.

Но тут через борт перелез тонкий, чёрный индиец. Это подошли уже баржи с грузом и грузчиками. И на корму к нам торопился их повар. Он увидел акулу, протянул руки:

— Не надо выбрасывать! Дайте нам. Это очень вкусно! Электрик стряхнул акулёнка, забросил леску и мгновенно вытащил ещё одного.

Повар достал тесак и стал с размаху рубить акулу на куски и бросать в котёл. И я тоже взял леску. Мне тоже хотелось поймать акулу.

ГОВОРИТ «МОСКВА-РАДИО»