Волны, в которых мы утонули

– Говорю тебе, Рудольф, ты сбился с ритма на две доли, – простонал клавишник Оливер. Оливер – большой парень, который больше потел, чем дышал. На каждой его рубашке были здоровенные пятна пота. Когда он вставал из-за барабанной установки, на его заднице тоже были здоровенные пятна пота, и ребята всегда постоянно подшучивали над ним за это. Кроме того, Оливер всегда хотел есть. Если он не ел, он говорил о еде. Он был типичным мясоедом и любил мясо больше, чем все, кого я знала. Он слишком много потел и обожал бифштексы, но при этом из всех членов группы он был самым милым. Он никогда ни с кем не ссорился, за исключением Оуэна, также известного как Рудольф. Эти двое ссорились каждый день по любому поводу. В этот день ссора началась из-за того, что Рудольф отставал на два счета. Он всегда отставал на два счета.

– Ты ничего не понимаешь, Оли. Это ты играешь слишком быстро. Играй помедленнее, – Рудольф был полной противоположностью Оливера – вегетарианец, тощий, как палка, всегда закутанный во многослойную одежду, потому что он мерз вне зависимости от того, какая была температура. У него всегда был красный нос – отсюда и прозвище[12].

– Чувак, ты издеваешься? Да ты вообще ничего не понимаешь. Тебе нужно… – начал Оливер.

Рудольф перебил его:

– Нет, это тебе нужно…

– ПОЧИСТИТЬ УШИ! – закричали в унисон Оливер и Рудольф. И вот, прошло всего несколько секунд, а они уже стояли друг напротив друга, толкались и кричали. Оливер схватил Рудольфа за шею и засунул его голову к себе под мышку.

– А! Отвратительно. Прекрати, Оли! Это слишком жестоко! – крикнул Рудольф, и лицо его стало такого же цвета, как и нос. – Отпусти меня!

– Скажи! Ну, давай! – приказал Оливер. – Скажи, что я лучший клавишник!

– Ты лучший клавишник, доволен, придурок?

– И скажи, что мама любит меня больше, потому что я родился первым! – издевался Оливер.

– Да пошел ты, Оли… – Оливер засунул голову Рудольфа поглубже под мышку, отчего тот заскулил, как щенок. – Ладно! Мама любит тебя больше! Она любит тебя больше, мясоед ты недоделанный.

Оливер отпустил своего младшего брата, который был младше его на семнадцать минут, и с широкой ухмылкой хлопнул в ладоши. Эти двое были двухяйцевыми близнецами и постоянно ссорились. За ними всегда было интересно наблюдать.

Пока я наблюдала за перепалкой братьев, Брукс и Кельвин стояли в углу, изучая заметки в блокноте, в котором они записывали тексты песен и любые идеи, которые хоть немного касались группы. В основном мой брат и Брукс вели себя как полные придурки и стоили своих друзей-близнецов, но только не во время репетиций. Настроены они были весьма решительно. Ребята были полны энтузиазма стать неограненными алмазами из округа Харпер, штат Висконсин. Их целью было добиться успеха и покорить Голливуд.

Мама вошла на кухню с пиццами в руках и позвала:

– Мальчики! Идите есть!

Этого было достаточно, чтобы все они мгновенно вернулись в дом. Лучше Голливуда была только пицца пепперони.

Я сидела за столом с ребятами, пока они обсуждали, как купят огромные особняки, дорогие машины, яхты и обезьян, как только добьются успеха.

– Тебе не кажется, что если мы хотим добиться успеха, нам нужно придумать для группы название? – спросил Рудольф, откусывая здоровенный кусок безглютеновой сырной пиццы.

– Погоди, то есть Parrots Without Parents[13] – не вариант? – спросил Брукс, вытирая соус с лица тыльной стороной ладони.

– Мне казалось, это очень крутое название, – сказал Оливер.

– А мне казалось, что оно дурацкое! – не согласился Рудольф. – Мы должны придумать что-нибудь с ниндзя!

– Нет, с пиратами!

– Ниндзя-пиратами! – прокричал Кельвин.

Парни начали перекрикивать друг друга, а я тихонько ела пиццу и наблюдала за ними. Обычно в компаниях мне казалось, что я муха, которая сидит на стене и наблюдает за жизнью других людей. Дело было в моей немоте: из-за нее они по большей части забывали о моем существовании.

Но время от времени…

– Что скажешь, Магнит? – Брукс подтолкнул меня в бок, и от его легкого прикосновения все внутри меня потеплело. Он посмотрел на меня, и, когда я увидела, что в его глазах пляшут смешливые искорки, мое сердце заколотилось быстрее. Мне нравилась эта его черта. Мне нравилось, что он видит меня, когда весь остальной мир забывал о моем существовании. Я слегка улыбнулась ему и пожала плечами.

– Давай, – сказал он, открывая блокнот на чистой странице и протягивая мне ручку. Взяв ручку из его рук, я позволила своим пальцам задержаться на его руке. Он следил за каждым моим движением, а я следила за тем, чтобы каждое движение не было потрачено впустую.

Интересно, чувствует ли он его? Исходящий от меня жар? Мое желание? Как он мне нужен?

Когда я начала писать, он улыбнулся, глядя, как порхает над бумагой моя рука. Закончив, я пододвинула к нему блокнот.

– Crooks[14], – произнес он вслух, сжимая в руках блокнот.

– Crooks?! – заорал сбитый с толку Рудольф.

– Crooks? – эхом отозвался Оливер, на тон выше Оуэна.

– C – Кельвин, о – Оуэн, вторая о – Оливер, а остальное – Брукс, – объяснил он. – Правильно, Мэгги?

Я кивнула.

Да. Да.