Вольные города

—      Видишь ли, потом я узнал, что... Но, чтобы выкуп... нет!

Теодоро вскочил, подбежал к луке седла, рывком сорвал при­тороченный кошель. Он тряхнул его, в кошеле зазвенели деньги.

—      Ты уехал из дома с грошами, а везешь полный мешок зо­лота. Откуда эти деньги? — и Теодоро запустил руку в кошель.

—      Не тронь! Деньги мои. Я добыл их храбростью и удачей!

—      Скажи лучше — подлостью! Это из-за тебя, мерзавец, я ли­шился невесты! Ты самая последняя тварь!

—      Если тебе не везет, при чем тут я? Ты просто неудачник. Купил рабов — их отняли татары, полюбил девушку — ее увели из-под носа, пошел в Кафу — остался без слуг.

—      Ты продал нашу честь!

—      А ты продал свою веру. Оттого бог и наказывает тебя! Ты христопродавец!

Теодоро яростно выругался и, размахнувшись, влепил Демет­рио пощечину, Демо выхватил из-за пояса стилет; удар пришелся Теодоро в плечо. Острая боль привела Теодоро в бешенство. Вы­бив стилет из рук брата, он повалил его на землю и схватил за горло.

Демо запрокинул голову, широко открыл рот, ловя воздух, в вдруг затих...

Убил! Теодоро испуганно огляделся. Люди, к счастью, не проснулись. Он оттащил тело брата в кусты. Потом поднял с зем­ли суковатую палку и с силой ударил по лошади Демо — конь сорвался с места и ускакал по дороге в сторону Сурожа.

Разбудив людей, Теодоро дал приказ следовать дальше. До­зорным сказал, что синьор Деметрио уехал домой в Тасили.

* * *

Писал ли Шомелька из Кафы еще другие письма после этого— нам неведомо. Остался ли жив или погиб в вихре кровавых собы­тий этих годов — тоже неизвестно.

Много времени прошло с тех пор, и как знать, долго ли помо­гал русскому князю верный Шомелька. Поэтому несколько жел­товатых, исписанных тесным почерком листков мы будем считать последними. Надо полагать, что посланы они были не дьяку, а боя­рину Никите Беклемишеву, ибо начинаются так:

«Боярин, доброго тебе здоровья! Оставляючи меня в Кафе, ты заботился о ватаге лесной, о судьбе гостей кафинских и сурожских и повелел мне известить тебя, коли с ними что случится. Не знаю, с твоего ли позволения, а быть может, так судьба велела, только лесные люди не пришли в Кафу и прихлестнулись к мятежу, кото­рый кафинская чернь учинила и выпущенные на невольничьем рынке ясырники человек до двухсот и еще более невольников с ко­раблей, которых за море продавать повезли, да не успели.

И такой страх нагнали на богатеев — выразить в письме не можно. Ведь они о защите города не заботились, а всего более на­бивали свои мошны, и потому мятежники их сломили и объявили Кафу вольным городом...»

Видно, в дальнем пути в Москву послание Шомельки попало в воду или под дождь, и некоторые листки так сильно подмочены, что ничего в них прочесть нельзя. На втором листке буквы рас­плылись совсем, и ни одного слова ясного нет. Зато третий листок почти цел.

«...а оттого в городе начались пожары да грабежи, атаман с этим ничего поделать не мог. Промеж мятежниками не стало сог­ласия, а пошло все это из-за церквей. Пограбили православный храм Благовещенья, чем озлобили русских мастеровых и ватаж­ников. Те в отместку осквернили соборную церковь св. Агнессы самую почитаему у католиков. Из-за власти споры в городе идут злы и жестоки: купцы стараются взять Кафу под свою руку, а про­стой люд этого не хочет, и между ними пошла большая свара...»

На четвертом листке уцелело слов совсем мало.

«...ди Кабела ждал подмоги от консолоса солдайского, но та подмога не пришла. Аргузии и арбалетчики, вышедшие из Сол- дайи, встретились в лесу с людьми ди Гуаско, приняли их за раз­бойников да друг друга и перебили. О сем узнал я от сына Гуаско- ва Теодорки, который сам еле спасся и добрался до Кафы с гор­сткой людей. Татары же...»

И последняя страница.

«...и города им не удержать, ибо раздоры меж людьми сильны, каждый свою корысть блюдет, а о простом люде опять заботы мало. Знатные, запершись в крепость, высылают в город своих ла­зутчиков, те мутят народ. Консул ждет татар да наемных шлях­тичей, и когда они к городу подойдут, одному богу известно, что случится. О том я тебе, ежели будет можно, отпишу. А более не буду задерживать, думаю, что ты не забудешь верного тебе Шо- мельку Токатлы».

Ночная Кафа насторожена. Темно, тихо. Ватажник Назарка несет дозор на крепостной стене. Жутко   и                                                                  жалобно ухает   где-то

сова, нет-нет да и просвистит пущенная неизвестным злодеем        стре­

ла. Назарка крестится и шепчет:

—     Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, спаси и помилуя МЯІ

Вдруг внизу атаманов голос:

—     Кто на стене?

—     Это я, Назарка. И не страшно, атаман, по городу в ночи бродить?

—     А тебе на стене не страшно?

—     А что ж делать?

Рядом с Соколом Назарка видит Ивашку. Назарка рад людям. Спустился со стены, подошел к Соколу.

—     Как, Назарка, живешь?